— Черная Смерть, — сказал стоящий рядом Шарлей. — Болезнь тысяча трехсот восьмидесятого года. Тогда вымирали целые деревни, люди бежали в леса, но и там их настигал мор. Мертвецов хоронили по ярам, как вот здесь. Потом животные выкопали трупы и растащили кости.
— Вернемся… — закашлялся Рейневан. — Вернемся. Как можно скорее. Не нравится мне это место. Не нравится мне этот туман. Не нравится мне запах этого дыма.
— А ты трусоват, — съехидничал Шарлей, — словно девочка. Мертвяки…
Он не докончил. Послышался свист, визг и хохот, да такой, что они аж присели. Над яром, волоча за собой искры и хвост дыма, пролетел череп. Прежде чем они успели остыть, пролетел другой, свистящий еще страшнее.
— Возвратимся, — глухо сказал Шарлей. — Как можно скорее. Не нравится мне это место.
Рейневан был совершенно уверен, что возвращаются они по собственным следам, той же дорогой, по которой пришли. И однако вскоре путь им преградил отвесный откос балки. Шарлей молча развернулся, направился в другой ров. После нескольких шагов здесь их тоже остановила отвесная, покрытая путаницей корней стена.
— Чтоб их черти взяли, — прошипел Шарлей, поворачиваясь. — Не понимаю…
— А я, — простонал Рейневан, — боюсь, что да…
— Нет выхода, — буркнул демерит, когда они в очередной раз уткнулись в тупичок. — Надо вернуться и пройти через кладбище. Быстрее, Рейнмар. Раз, два…
— Погоди. — Рейневан наклонился, осмотрелся, пытаясь найти нужную траву. — Есть другой способ.
— Теперь? — резко прервал Шарлей. — Только теперь? Теперь-то на это нет времени!
Над лесом со свистом пролетела очередная черепная комета, и Рейневан тут же согласился с демеритом. Они пошли по навалу костей. Лошадь храпела, трясла мордой, пугалась. Рейневан с величайшим трудом тащил ее за поводья. Запах дыма крепчал. В нем уже можно было различить ароматы трав. И чего-то еще. Неуловимого, тошнотворного. Пугающего.
А потом они увидели костер.
Костер дымил неподалеку от вывернутого с корнями дерева. На огне стоял, испуская клубы пара, покрытый сажей котелок. Рядом вздымалась куча черепов. На черепах лежал черный кот. В типично кошачьей разморенной позе.
Рейневан и Шарлей остановились как вкопанные. Даже лошадь перестала храпеть.
У костра сидели три женщины. Двух заслонял дым и пыхающий из котелка пар. Третья, сидящая справа, казалась довольно пожилой. Ее темные волосы действительно густо припорошила седина, но выдубленное солнцем и непогодой лицо было обманчиво — женщине можно было дать и четыре, и восемь десятков лет. Она сидела в небрежной позе, покачиваясь и неестественно крутя головой.
— Приветствую, — проскрипела она, потом громко и протяжно рыгнула. — Привет, тан Глэмз[159].
— Перестань болтать, Ягна, — сказала вторая женщина, сидевшая в середине. — Опять, холера, набралась.
Порыв ветра немного прибил дым и пар, теперь можно было рассмотреть получше.
Женщина, сидевшая посередине, была высокой и довольно крепко сложенной, из-под черной шляпы на плечи падали огненно-рыжие волнистые волосы. У нее были выступающие, очень румяные скулы, красивые губы и очень светлые глаза. Шею прикрывал шарф из грязно-зеленой шерсти. Из такого же материала были вывязаны чулки — женщина сидела, довольно свободно расставив ноги и не менее свободно поддернув юбку, что позволяло любоваться не только чулками и икрами ног, но и многим достойным удивления остальным.
Сидящая справа от нее третья была самой младшей, почти девчонкой. У нее были блестящие в синих кругах глаза и худощавое лисье лицо с бледной и не очень здоровой кожей. Светлые волосы украшал венок из вербены и клевера.
— Извольте, — сказала рыжая, почесывая бедро повыше зеленого чулка. — Нечего было в горшок кинуть, и вот, пожалте, ёдово само заявилось.
Названная Ягной темноволосая рыгнула, черный кот мяукнул, холерические глаза подростка в венке зажглись злым огнем.
— Прощения просим за вторжение, — поклонился Шарлей. Он был бледен, но держался неплохо. — Просим прощения у уважаемых и весьма любезных дам. И просим не беспокоиться. Никаких церемоний. Мы здесь случайно. Совершенно неумышленно. И уже уходим. Нас уже нет. Если милые дамы позволят…
Рыжеволосая подняла из кучи череп, высоко подняла его, громко проговорила заклинание. Рейневану показалось, что он распознал в нем халдейские и арамейские слова. Череп защелкал челюстями, взлетел в воздух и со свистом помчался по-над вершинами сосен.
— Ёдово, — безо всяких эмоций повторила рыжая. — К тому же говорящее… Будет оказия поболтать за трапезой.
Шарлей еле слышно выругался. Женщина плотоядно облизнулась и впилась в Рейневана и Шарлея глазами. Дольше тянуть было невозможно. Рейневан набрал побольше воздуха в легкие.
Коснулся рукой темени. Правую ногу согнул в колене, поднял, переплел сзади с левой, левой рукой ухватил носок башмака, и хотя раньше он делал так всего лишь дважды, все прошло на удивление ловко. Достаточно было на минуту сосредоточиться и пробормотать заклинание.
Шарлей выругался опять. Ягна рыгнула. Глаза рыжеволосой расширились.