Башня шутов

Распрямиться он уже не успел. Гнавшийся за ним Вителодзо Гаэтани спрыгнул с седла рядом.

— Хотел сбежать? — прохрипел он. — От меня? Ах ты, гадина.

Гаэтани уже собрался было пнуть Рейневана, но не успел.

Как из-под земли вырос Шарлей, двинул его кулаком в грудь и угостил своим излюбленным пинком под колено. Однако итальянец не упал, только покачнулся, выхватил из ножен меч и рубанул от уха. Демерит ловко выскользнул из поля досягаемости острия, обнажил собственное оружие, кривую саблю. Завертел ею, свистнул крестом, сабля мелькала в его руке молнией и шипела змеей.

Гаэтани не позволил напугать себя продемонстрированным умением фехтовальщика и, дико рявкнув, прыгнул на Шарлея. Они сошлись, звеня оружием. Трижды. На четвертый итальянец не успел парировать удар гораздо более быстрой сабли. Получил по щеке, залился кровью. Ему было этого мало, он, возможно, намерен был драться дальше, но Шарлей не позволил. Подскочил, оголовком сабли хватанул противника меж глаз. Гаэтани рухнул в лопухи. Взвыл, только когда упал:

— Figlio di puttana[287].

— Возможно. — Шарлей протер клинок листом лопуха. — Но ничего не поделаешь, матерей не выбирают.

— Я не хотел бы портить развлечения, — сказал Самсон Медок, — появляясь из тумана с тремя конями, в том числе и храпящим, покрытым мылом гнедым Рейневана. — Но, может, нам все-таки уехать? И неплохо бы галопом.

Млечное покрывало разорвалось, туман поднялся, развеялся в лучах пробивающегося сквозь облака солнца. Погруженный в chiaroscuro[288] длинных теней мир неожиданно посветлел, заблестел, заиграл расцветками. Совсем как у Джотто. Для тех, кто, конечно, когда-нибудь видел фрески Джотто.

Блеснули красной черепицей башни недалекого уже Франкенштейна.

— А теперь, — сказал, насмотревшись, Самсон Медок. — Теперь в Зембицы.

— В Зембицы, — потер руки Рейневан. — Двигаем в Зембицы. Друзья… Как мне вас благодарить?

— Мы об этом подумаем, — пообещал Шарлей. — А пока… А ну, слезай с коня.

Рейневан послушался. Он знал, чего ожидать. И не ошибся.

— Рейневан из Белявы, — проговорил Шарлей благородно и торжественно. — Повторяй за мной: «Я дурак!»

— Я дурак…

— Громче!

— Я дурак, — узнавали заселяющие округу и просыпающиеся в эту пору Божьи семьи: полевые мыши, лягушки, жерлянки, куропатки, овсянки и кукушки, а также мухоловки, сосновые клесты и пятнистые саламандры.

— Я дурак, — повторял вслед за Шарлеем Рейневан. — Я патентованный дурак, глупец, кретин, идиот и шут, сто́ящий того, чтобы меня заключили в NARRENTURM! Что бы я ни придумал, оказывается пределом глупости, что бы я ни сделал, превышает эти пределы, — разбегалась по мокрым лугам утренняя литания, — к величайшему и совершенно не заслуженному мной счастью, у меня есть друзья, которые не привыкли оставлять меня в беде. У меня есть друзья, на которых я всегда могу положиться и рассчитывать на них, ибо дружба…

Солнце поднялось выше и залило золотым светом поля.

— Дружба — это штука изумительная и громадная!

Глава девятнадцатая,

в которой наши герои попадают в Зембицах на очень европейский рыцарский турнир. Для Рейневана же контакт с Европой оборачивается крупным разочарованием. И не только крупным, но и болезненным.

Зембицы были уже так близко, что они могли любоваться внушительными стенами и башнями, выглядывавшими во всей своей красе по-над поросшими лесом холмами. Вокруг крыши пригородных домишек, на полях и лугах трудились земледельцы, над самой землей стелился грязно-коричневый дым от сжигаемых сорняков. Пастбища были заполнены овцами, луга над прудами белели от полчищ гусей. Вышагивали нагруженные корзинами селяне, важно ступали откормленные волы, тарахтели набитые сеном и овощами телеги. Словом, куда ни глянь, всюду были видны признаки благосостояния.

— Приятная страна, — оценил Самсон Медок. — Работящий край, живущий в достатке.

— И по закону. — Шарлей указал на шубеницу, прогибающуюся под тяжестью повешенных. Рядом, к радости ворон, несколько трупов гнили на кольях, белели кости на колесах. — Предивно! — захохотал демерит. — Видать, тут и впрямь право правом правится, а справедливость — справедливостью.

— Где ты видишь справедливость?

— А вон тут.

— Ага.

— Отсюда также, — продолжал болтать Шарлей, — и достаток, который ты, Самсон, только что изволил заметить. Воистину такие места надлежит посещать в более разумных целях, нежели наши. К примеру, чтобы одурачить, надуть и объегорить какого-нибудь хорошо устроившегося обывателя, а это было бы нетрудно, поскольку благосостояние прямо-таки само в руки идет тысячам зазнаек, фрайеров, наивняков и дурней. А мы едем, чтобы… А, да что говорить…

Рейневан не прокомментировал ни единым словом. Ему не хотелось. Он подобные речи выслушивал уже не один день.

Они выехали из-за пригорка.

— Иисусе Христе, — просопел Рейневан. — Ну народу! Что там такое?