Башня шутов

— А ежели, — рявкнул он, — кто супротивится тому, что я сказал, или думает, дескать, я лгу, и воще, ежели кому сказанное не по вкусу, то прошу сюда, на майдан! Враз железом дело разрешим. А ну! Жду! Псякрев, с самой Пасхи никого не приканчивал.

— Некрасиво поступаете, господин Хайн, — спокойно сказал Маркварт фон Штольберг. — Разве ж так след?

— Мои слова, — Чирне еще больше вытянул оружие из ножен, — не касаются ни вас, почтенный господин Маркварт, ни уважаемого господина Трауготта. И вообще никого из старейшин. Но свои права я знаю. Из толпы вызвать имею право любого.

— Я лишь сказал, что это некрасиво. Вас все знают. Вас и ваш меч.

— Так как же? — фыркнул разбойник. — Мне теперь, значит, чтобы не узнавали, девкой переодеваться, как Ланселот Озерный? Я сказал: свои права знаю. Да и они тоже их знают. Эта вот шайка засранцев с дрожащими подштанниками.

Раубриттеры зашумели. Рейневан видел, как у стоящего рядом с ним Котвица кровь от ярости отхлынула от лица, услышал, как Венциль де Харта скрежетнул зубами. Отто Глаубиц схватился за рукоять и сделал такое движение, словно хотел выступить вперед, но Ясько Хромой схватил его за руку.

— Не дури, — буркнул он. — От его меча еще никто живым не уходил.

Хайн фон Чирне снова махнул мечом, прошелся, позвякивая шпорами.

— Ну и что, пердохеры? Что, говноеды, никто не решится? Знаете, кем я вас всех считаю? Бычьими жопами. И таковыми во всеуслышание объявляю. А что? Может, кто возразит? Может, кто скажет, что я вру? Никто? Стало быть, вы все до одного пердуны, рохли и тонкобздюхи. И воще — позорище для рыцарства!

Рыцари-разбойники зашумели еще громче. Однако Хайн, казалось, этого не замечал.

— Один только, — продолжал он, тыча пальцем, — вижу, есть среди вас мужчина, вон он там стоит. Боживой де Лоссов. Воистину не разумею, что такой человек может делать в толпе вам подобных выкидышей, прощелыг и козотрахов. Видать, сам скурвился. Тьфу, стыд и срам.

Лоссов выпрямился, скрестил руки на украшенной гербовой рысью груди, не смутившись, выдержал взгляд Хайна. Однако не пошевелился и продолжал стоять с каменным лицом. Его спокойствие явно распалило фон Чирне. Разбойник покраснел, упер руку в бок.

— Козотрахи! — закричал он. — Выкидыши недоскребанные! Щипокуры! Вызываю вас, слышите, уделанные говномазы! Пешими либо конными, сейчас, здесь, на этой площади! Хоть на мечах, хоть на топорах. Да на чем хотите, выбирайте! Ну, кто? Может, ты, Гуго Котвиц? Может, ты, Кроссиг? Может, ты, Рымбаба, помет куриный?

Пашко Рымбаба наклонился и схватился за меч, скаля зубы из-под усов. Вольдин из Осин схватил его за плечо, удержал на месте тяжелой рукой.

— Утихомирься, — прошипел он. — Тебе что, жизнь не мила? Против него никто не стоит.

Хайн фон Чирне захохотал, словно услышал.

— Никто? Никто не выступит? Нету смелого? Так я и думал! Ах вы, жопосраи! Собачьи хвосты! Жбанопии! Горшкоскребы!

— А, мать твою! — неожиданно рявкнул, выступая вперед, Экхард фон Зульц. — Индюк надутый! Мордач! Жоподуй! Выходи на плац!

— На нем стою, — спокойно ответил Хайн фон Чирне. — Ну, на чем испробуем?

— На этом! — Зульц поднял самопал. — Больно ты горд, Чирне, потому как силен на мечах, могуч на топорах! А ныне новое в моде — вот она, современность-то! Равные шансы! Стреляться будем!

В поднявшемся шуме Хайн фон Чирне подошел к коню и через минуту вернулся, неся стре́льбу. Однако если у Экхарда Зульца была обыкновенная пищаль, простая труба на палке, то оружием Чирне была прямо-таки художественно изготовленная ручница с граненым стволом, посаженным на профилированное дубовое ложе.

— Ну, значит, пусть будет огнестрельное, — заявил он. — Пусть будет современность и дома, и во дворе. Пометьте ристалище.

Дело пошло быстро. Рубежи обозначили двумя вбитыми в землю пиками, определившими дистанцию в десять шагов между рядами горящих мазниц. Чирне и Зульц встали друг против друга, каждый с самопалом под мышкой и тлеющим фитилем в другой руке. Раубриттеры отошли на стороны, освобождая линию выстрела.

— Готовь оружие! — Ноткер Вейрах, взявший на себя обязанность герольда, поднял булаву. — Цельсь!

Противники наклонились, поднесли фитили к запалам.

— Пли!

Некоторое время стояла тишина, нарушаемая лишь шипящими и сеющими искры фитилями, да вонял горящий на полках порох. Походило на то, что придется прервать поединок, чтобы снова набить оружие. Ноткер Вейрах уже собрался было подать знак, когда неожиданно пищаль Зульца сработала со страшным гулом, сверкнул огонь, заклубился вонючий дым. Стоявшие поблизости услышали свист пули, которая, пройдя мимо цели, полетела куда-то в сторону сортира. Почти в тот же момент плюнула дымом и огнем хандканона[282] Хайна фон Чирне. С лучшим результатом. Пуля угодила Экхарду Зульцу в подбородок и оторвала ему голову. Из шеи поборника антигуситского похода хлынул фонтан крови, голова ударилась о стенку овина, упала, покатилась по майдану и наконец упокоилась в траве, глядя мертвым глазом на обнюхивающих ее собак.

— Курва! — сказал в абсолютной тишине Пашко Рымбаба. — Этого, пожалуй, уже не пришьешь.