У меня буквально опускаются руки, у остальных тоже. Только Викулова еще крепится и бодрится. Но, кажется, ясно, что быстрых результатов не предвидится. Мы испробовали все, что можно, однако, кажется, наука еще не достигла той стадии, на которой клонирование человека станет возможным. Нам не удалось стать в этой области пионерами, хотя, наверное, многие из наших наработок могли бы помочь ученым в будущем — если бы была хоть какая-то возможность их опубликовать. Но этого, конечно, не случится — разве что контора тайно продаст результаты наших исследований зарубежным фармацевтическим компаниям. Думаю, на этом можно заработать не один миллион долларов.
Жеребин приезжал с какими-то мужиками, они все вместе смотрели, чем мы занимаемся. Эти двое — кажется, ученые — сказали, что впечатлены нашей работой, но Жеребин все равно заявил, что ожидал от лаборатории куда большего. Уехал недовольный и раздраженный. Впрочем, его сопровождающие украдкой пожали мне руку. Жаль, деньги нам платят не они, а контора, а ей нужны результаты, и побыстрее. Не удивлюсь, если нашу лавочку в скором времени прикроют. Это будет настоящей трагедией, потому что мы не сможем лечить детей, которые нуждаются в наших лекарствах. За это время мы создали несколько новых и уникальных препаратов, и если все это пойдет коту под хвост, будет крайне обидно. Впрочем, и лекарства, конечно, тоже пойдут с молотка, так что Ведомство в накладе в любом случае не останется.
Жеребин открыто заявил, что контора рассматривает вопрос о ликвидации лаборатории. К счастью, мы только что начали сложный процесс по клонированию сразу нескольких человеческих образцов, и его нельзя прерывать. Мы объяснили это ему, и он согласился подождать результатов. Теперь одна надежда на то, что нам повезет. Впрочем, думаю, это маловероятно. Не стоит обольщаться, ведь спасти нас может только чудо.
Я написал это и вспомнил, как в свое время дважды избежал смерти. Есть ли вероятность, что Бог снова вмешается и увенчает наши труды успехом? Ведь иначе получится, что он спасал меня напрасно.
Сегодня родились близнецы — это даже лучше, чем нужно. Они официально записаны как дети Самсоновых. Слава богу, Липин взял деньги, и все устроилось. Теперь нам есть что предъявить Жеребину. Он уже позвонил и поздравил меня, сказал, что через неделю заедет взглянуть на малышей.
Скоро надо будет начинать генную терапию. Двойняшки должны соответствовать стандартам военной программы. Базаров обещал, что все подготовит в срок, и мы сможем начать.
Главное, что мы решили все проблемы, и теперь у нас есть материал. Детей зовут Ксюша и Максим, они здоровы и обладают хорошими физическими показателями. Лучшего и желать нельзя, лишь бы акушер держал рот на замке.
На этом я заканчиваю вести записи в дневнике. Больше я ничего не смогу ему доверить. Как бы ни были хороши пароли, Жеребин предупредил, что рано или поздно нашей работой могут заинтересоваться и попытаться влезть в компьютеры. В лаборатории файлы надежно защищены, но дневник обычно ведут и дома, а там он будет слишком уязвим. Поэтому мне нет смысла вести его дальше — все сведения и так находятся на жестком диске в лаборатории.
Начинается новая эпоха, ведь теперь у нас есть дети».
Это была действительно последняя запись в дневнике Марухина. Закончив чтение, Смирнов поднял глаза и встретился взглядом с Бирюковым.
— Ну, как впечатления? — поинтересовался тот.
— Почему вы решили показать мне все это? — спросил Смирнов, выдержав паузу.
Бирюков нахмурился, покрутил стакан, поставил его на угол стола.
— Самсонов говорил, что нас есть кому защитить. Это брехня! Если бы это было правдой, никого не убили бы. Самсонов имел в виду Жеребина, но тот ничего не предпринимает, чтобы защитить нас! А у него есть возможность. Он просто наблюдает, как нас убивают одного за другим. Может, он это и делает или кто-нибудь из его команды. Убирают свидетелей, так сказать.
— Но вас же не посвящали в программу, так?
— Когда лес рубят, щепки летят.
Смирнов побарабанил пальцами по колену.
— Эту информацию к делу не подошьешь, — заметил он.
— И не надо, — качнул головой Бирюков. — Я дал вам ее не для разглашения, а чтобы вы понимали ситуацию. Думаю, ею вообще делиться ни с кем не стоит.
— А со мной? — поинтересовался Дымин.
— Нет, — сказал Смирнов. — Тебе это не нужно.
Опер кивнул:
— Как скажешь. Мне неприятности не нужны. Меньше знаешь — крепче спишь, — добавил он философски. — Мне выйти?
— Решай сам.
Опер встал.
— Без обид?
— Конечно.
Дымин вышел, плотно прикрыв за собой дверь каюты.
— Вы хотите, чтобы я скопировал эти данные? — задал вопрос Смирнов.
— Нет, я хочу, чтобы вы сохранили у себя эту флешку, — ответил химик. — Пока все не уляжется.
— Вы рискуете.
— Я рисковал, уже когда переписал информацию с жестких дисков в лаборатории. Но я должен был подстраховаться.