— Да, речь в этой повести о нем. О мелком, гнусном, злобном гули. Но они бывают не только мелкими, Вальдар из рода Камдилов. Я знаю, что ты и те, кто пришел с тобой, могут победить. От берега Моря Мрака и до пояса Береники, от южных отрогов Гипербореи и до побережья Срединного моря мне подвластен весь малый народец. Я помогу тебе, но только помогу. Вы, люди, изгнали меня из своего круга, и я не стану решать за вас и облегчать вашу участь.
Она поднялась, сделала шаг, и длинный шлейф платья заструился, точно потек, за ней.
— Кристоф всегда знает, где найти меня. — Мелюзина хлопнула в ладоши. Зала стремительно закружилась, превращаясь в винтовую лестницу, а в голове буквально взорвался голос Лиса:
— Не, ну, капитан, ты даешь, — возмущался Лис. — Я так понимаю, мальчик, — он ткнул в оруженосца, — не обманул. Прапрапра действительно молода и хороша собой. Чем, скажи, вы там занимались столько часов кряду? Только не вешай мне лапшу на уши, что вы участвовали в коллоквиуме на международные темы.
— Прапрапра Кристофа — не кто-нибудь, а сама Мелюзина.
— Фея Мелюзина? Это та, со змеиным хвостом и крыльями, как у летучей мыши?
— Только по субботам, — нахмурился за родственницу де Буасьер.
— Не суетись, приятель. Хвост так хвост. Мы с твоим добрым рыцарем и не такое встречали. Так шо сказала прародительница Лузиньянов?
— Честно говоря, я не все понял. Она говорила о проблемах с каким-то поясом Береники. О том, что в последнее время появилось много нечисти. Рассказала, что где-то поблизости словили гули.
— Это которые гули-гули или которые из Синдбада-морехода?
— Второе. И обещала всемерную помощь своих подданных. — Камдил замялся.
— Шо, неужели в борьбе за дело коммунистической партии?
— Это вряд ли. Но в борьбе против общего врага.
— Офигеть. Ладно, капитан. Все замечательно, но уже темнеет. Я бы сказал, что к закрытию ворот мы однозначно не успеваем. Кристоф, твоя прапрапра не сдаст нам на ночь три койкоместа в дубе том?
— Не, — замотал головой смущенный детина. — Но тут неподалеку постоялый двор есть. «Медвежий угол» называется.
— Были мы в том углу. Там слой пыли без хорошего размаха топором не прорубишь.
— Это прежде было. В канун дня святого Урсуса. А сейчас там хорошо.
— Ладно, делать нечего, — подытожил Камдил. — Ночевать где-то надо.
Юный де Буасьер оказался прав. Постоялый двор, еще совсем недавно оглушительно пустой, сейчас был переполнен народом. Хозяин приюта уставших путников, заметив подъезжающих, выскочил навстречу, размахивая перед собой руками:
— Господа, не гневайтесь, умоляю вас. Ни одного местечка, просто ни одного.
Судя по количеству возов за изгородью и суетящихся вокруг них слуг в расшитых ливреях, хозяин не лукавил.
— Как это нет! — возмущенно проговорил Кристоф. — У тебя нет мест для меня и моих друзей? Ты что же, наглец, спятил?
Кристоф де Буасьер выехал вперед, грудью коня наезжая на трактирщика.
— О, молодой господин, — хозяин постоялого двора сложился в поклоне, как перочинный нож, — простите, я не разглядел.
— Лучшие номера, лучшее, что есть у тебя в погребах…
— Ваша честь, помилосердствуйте. Лучший номер… — Он замялся.
— Ну, что еще?
— Там их высокопреосвященства играют в карты.
Глава 9
«Случайность — внезапно наступившая неизбежность».
Над толпой, заполнившей ратушную площадь, звучал крик судебного пристава:
— …Таким образом, рыцарь Герхард фон Шредингер при многих свидетелях поклялся на Библии, что он не брал в долг и не принимал в уплату за его заклад сто пятьдесят марок серебром, о которых говорит истец. Он также обвиняет Ульриха из Гнейзенау в том, что последний коварно подделал его расписку, дабы завладеть имуществом ответчика. Поскольку истец также прилюдно громогласно присягнул на святом писании, что слова его обвинения истинны, суд вольного города Бремена постановил за отсутствием улик и взаимным обвинением сторон передать это дело правосудию господнему. Пусть же кампеон, защитник слова истца, и ответчик сойдутся здесь на ристалище и Божьим судом укажут, на чьей стороне правота.
Народ одобрительно загудел и, возбужденно переговариваясь, стал наваливаться на внешнее ограждение ристалища. Стражники древками алебард оттеснили зевак, делая грозные лица и беззлобно поругиваясь.
— …Суд постановил избрать оружием для поединщиков кулачные щиты, палицы и кинжалы.
Судебный пристав подал знак трубачам на балконе ратуши, и те немедля грянули сигнал начала судебного поединка.
— А ну отойди! Куда ты прешь?! — Один из стражников выдвинул перед собой древко алебарды, оттесняя от ограды хорошо одетого гиганта с мечом на боку. Тот перехватил древко и не спеша поднял его вместе с болтающимся стражником над собой.
— Нишкни. — Гигант опустил алебарду.