— Ваше высочество, — прошептал он.
— Тише, — она прикрыла ладонью его рот, — здесь нет высочеств.
В дверь громко постучали.
— Ваше высочество, ваше высочеству! Гонец от герцога Бургундского. Его светлость перешел Альпы. Он уже в Италии.
Всадники на стремительных, точно пущенные охотником стрелы, текинских жеребцах, осадили коней, увидев перед собой надменного мурзу в зеленой чалме и дорогом, расшитом золотом, халате.
Позади вельможи гарцевали на драгоценных арабчаках бородатые нукеры.
— Кто вы и куда направляетесь в час, когда Великий амир выступил в поход, чтобы сокрушить неверных?
— Мы выполняем повеление Тимура, — отозвался старший. — Разыскиваем опасного мятежника и смутьяна, дервиша Хасана аль Саббаха, прозванного Галаади.
— Хасана Галаади, сбежавшего из Константинополя три дня назад? Его уже поймали. — Мурза вытащил из рукава свиток. — Вот фирман с тамгой Великого амира, да продлит Аллах его дни и усладит ночи. Мне предписано направлять в Галату все мною встреченные разъезды, дабы в наискорейшем времени собранный мною отряд смог присоединиться к войску Повелителя Счастливых Созвездий.
Командир принял свиток из рук вельможи и, почтительно развернув, стал разбирать витиеватые строчки персидской скорописи.
— Возвращайтесь в Галату, — скомандовал мурза.
— Да. — Военачальник почтительно приложил фирман ко лбу, устам и сердцу и повернулся к своим людям: — Со мной останутся Ахмет и Бахтияр. Остальные могут тоже отправляться в Галату.
Нукеры покорно склонили головы, повинуясь непререкаемому тону мурзы.
— Но как же ты, почтеннейший?
— Я присоединюсь к вам через два, от силы три дня.
Он взмахнул рукой, отсылая всадников, затем долго стоял на месте, глядя, как те удаляются, скрываясь за песчаным занавесом, превращаясь в черные, едва различимые точки. И лишь когда они совсем исчезли из виду, он повернулся к спутникам.
— Спасибо вам за помощь.
— Мы твои нижайшие слуги, почтеннейший Хасан Галаади. То, что ты рассказал нам о последних часах нашего отца, не имеет цены. Мы счастливы знать, что он умер как воин, а не как жалкий пес на цепи.
— Я лишь исполнил последнюю волю Али, сына Аллаэддина, мир праху его. А сейчас я должен вас покинуть. Ибо никому не следует знать, куда лежит мой путь.
Глава 29
«Все замечай, на многое прикрывай глаза, немногое поправляй».
Оазис был невелик. Три десятка пальм, несколько хижин, неизменный минарет и бьющий из земли родник. Вот и все, что открылось взору Хасана, привыкшему видеть в темноте. До первого намаза оставалось не больше часа. Караваны, ходившие прежде в этих местах, после захвата ромейских земель первыми османами изменили маршрут движения, оставляя лишь дикому зверю да грифам-падальщикам хозяйничать здесь. Только посвященные являлись сюда, дабы приобщиться к мудрости Учителя, много лет назад ушедшего путем Истины из султанского дворца в Бурсе. Теперь в нескольких убогих хижинах расположенного в каменистой пустыне оазиса находился рибат, обитель странников.
Хасан Галаади спешился и повел коня шагом. Немного не доходя до изгороди селения, он снял и отбросил в сторону усыпанную драгоценными каменьями саблю — великолепное изделие дамасских мастеров. Вслед за ней полетели наземь расшитый золотом халат и зеленая чалма с изумрудным аграфом, удерживавшим несколько павлиньих перьев. Он сбросил дивной работы сандалии с загнутыми носами и обул простые, те самые, в которых бежал из тюрьмы. В стенах обители не было места ничему, отвлекавшему от возвышенного созерцания и постижения Аллаха.
— Познай свою душу, и ты познаешь своего Господа, — прошептал Хасан и побрел к входу в рибат.
— Мир тебе, — приветствовал он привратника.
— И тебе мир, ихван.[46] Давно тебя не было.
— Для Господа нашего нет давно и недавно. Лишь Всегда, и я всегда был пред очами его.
— Откуда идешь ты? — последовал новый вопрос.
— Оттуда, где был прежде.
— А куда следуешь?
— Туда, где мне надлежит быть.
Обмен любезностями-паролями завершился, и привратник открыл калитку, впуская странника в стены обители.
— Сейид-эфенди спрашивал о тебе еще на рассвете, Хасан Галаади, — вслед вошедшему негромко проговорил страж.
— Откуда он узнал, что я приеду? Впрочем, — поймав недоуменный взгляд собеседника, аль Саббах усмехнулся, — о чем это я. Что же говорил Учитель?
Привратник пожал плечами:
— Сказал, что ты избрал дорогу, которая не пристала дервишу, но что она приведет тебя сюда. Непременно приведет.
— Это потому, что я был в одежде мурзы, он решил, что я избрал неподходящий путь?
— Спроси у самого Учителя. — Собеседник Хасана указал на один из домов. — Он ждет тебя. Ступай, я напою коня.
Хасан вздохнул, чувствуя, как язык прилипает к гортани, словно он и не был институтским оперативником, словно еще совсем недавно не давал советы могущественнейшему из земных владык. Сейчас он чувствовал себя провинившимся школяром у двери строгого учителя.
— Входи, Хасан, что застыл у порога, будто сурок у норы?
— Салям алейкум, устаз.[47]