Башни земли Ад

— Вот она, месть василевса, — шептал себе под нос Великий амир. — Зря я был с ним так мягок. Зря поддался благородному порыву и не сжег, не стер с лица земли его подлый город.

Идти еще было далеко. И долго. Почти месяц. Враг даже не пытался дать ему сражение, но отдавал ему земли с такой легкостью, будто это были не благословенные виноградники и оливковые рощи, не зеленые пастбища и журчащие реки, а безжизненные пески и черные скалы Каракума. На всем пути враг не осмелился вступить с ним ни в одну достойную упоминания схватку. И все же каждый день приносил ему новые и новые потери.

— Надо уходить от берега, — бормотал Тимур. — Как можно быстрее.

Перевалы в горах тоже сулили тяжелый и опасный путь. Но здесь хотя бы он мог выступить с врагом на равных, а не слушать, как глумятся над его прежде непобедимым войском мерзкие собаки.

Однажды, несколько дней назад, после очередного доклада, Тимур пожелал, чтобы грянула буря. И Аллах, как всегда, был милостив к нему. Едва над морем начали сгущаться сумерки, горизонт затянуло черными свинцовыми тучами, и молнии огненными бичами стали подхлестывать вздыбившиеся бешеными конями, одетые пеной валы. В какие-то минуты уже нельзя было понять, больше воды вздымается снизу, или низвергается на землю из небесных хлябей.

Когда утром шторм утих, на берегу обнаружились разрозненные обломки примерно десятка кораблей. Но ликовать было рано. Большая часть троп и дорог превратилась в непролазное болото, и растянувшаяся армия остановилась. Вот тут-то, подобно стервятникам на тушу буйвола, на нее вновь накинулись морские разбойники, отсидевшиеся в гаванях великого множества островов, разбросанных по Адриатике. С той поры Тимур не просил небеса ни о чем подобном.

— Это все Мануил, — шептал он. — Мануил и проклятый дервиш.

— …Но что хуже всего, — докладывал, понурив голову, очередной темник, — что население уходит из домов. Мы застаем пустые жилища, нет даже стариков, женщин и детей, они бегут, угоняют скот, увозят птицу. Кто-то руководит ими. Мы посылали отряды, чтобы перехватывать беженцев, но уже несколько раз эти отряды не возвращались.

«Надо поворачивать назад, — думал Тамерлан. — Да, надо поворачивать. Все, что происходит в последние месяцы — не разрозненные неудачи. Это все одна война, которую некто, мне неизвестный, ведет против великой армии правоверных. Идти дальше? Уподобиться Баязиду, который вот так же, горячась, искал встречи со мной?»

Он поглядел на темника. Тот, преклонив колено, ждал, когда Великий амир удостоит его ответом. Тимур молча глядел на военачальника, и тому, не смевшему поднять глаза на Повелителя Счастливых Созвездий, становилось нестерпимо жарко под этим взглядом. Тамерлан помнил этого воина еще совсем молодым, одного из тех, кто был рядом, когда Самарканд открыл ворота своему повелителю и склонился перед ним. С тех пор сотни раз Тимур имел возможность удостовериться в храбрости, верности и воинском искусстве старого боевого товарища.

— Что ты полагаешь делать в этой ситуации?

— Не гневайся, мой повелитель, нам следует повернуть назад. Я разговаривал с пленниками. Они утверждают, что скоро пойдут дожди, а потом и снег. Наше войско окажется в западне и станет легкой добычей для шныряющих по морю шакалов. Следует оставить гарнизоны во всех пройденных нами городах и вернуться в Константинополь. Там мы сможем перезимовать, собраться с силами и, едва потеплеет, вновь обрушиться на врага, но уже без спешки, хорошо подготовившись.

Тимур молчал. Ему вспомнилось толкование сна, предрекавшего ему неудачный поход в этом году.

— Проклятый дервиш, — прошептал он, едва шевельнув губами.

Слова верного темника жгли Тимура, подобно раскаленному железу. Тот говорил правду. Чистую правду. И если бы другой Великий амир спросил у него, полководца, что надлежит делать, Тимур ответил бы ему так же. Но он сам был Великим амиром. И сейчас невольно подслушанные соратником мысли пугали его больше, нежели далекий враг.

— Стало быть, я поступил неосмотрительно, что пошел войной на угрожавшего нам врага?

— Я не говорил этого, мой повелитель. Ты, как всегда, мудр, однако враг силится вопреки твоей мудрости уязвить и изнурить нас.

Тимур покачал головой:

— Ты был смел, говоря мне правду, а теперь юлишь, точно полоз, которому наступили на хвост: ни уползти, ни укусить. — Он повернулся к одному из приближенных и чиркнул себя кончиками пальцев по горлу. Тот встал с места и сделал два шага к темнику. Военачальник поднялся с колен, передал ему саблю и в последний раз глянул на вознесшегося над странами и народами вожака их лихой шайки.

— И все же я сказал тебе правду, Тимур. И если ты не повернешь сегодня же, гяуры возьмут нас голыми руками. Пока мы дойдем до них, мы будем чуть живы от усталости и голода, и твоя голова станет чьей-то пиршественной чашей.

«Несчастный! — хотелось закричать Тамерлану. — Что ты делаешь? Теперь я не могу повернуть!»

Но он лишь сжал губы в презрительной усмешке и перевел взгляд на ждущего доклада вельможу:

— Я распорядился отыскать Хасана Галаади. Выполнил ли ты предписанное?