«...серебряник... я... мы...»
«...хочешь оказаться на его месте, Зерн?»
«...таргю... Я не стал бы биться об заклад...»
«...таргю...»
«...ладно...»
Размышляя о том, кем или чем является загадочное «таргю», Креслин направляет мышастую кобылу навстречу сутолоке и гомону торговой стоянки. К нему подъезжает Зерн.
– А почему мы не едем прямо в город? – интересуется юноша.
– Нельзя. В Фэрхэвене разрешается продавать только снедь, всем прочим торгуют только местные жители. В этом городе торговцев не жалуют.
– Что, туда и попасть нельзя?
– Ну, приятель, этого я не говорил, – гогочет Зерн. – Добро пожаловать, если хочешь расстаться со своими денежками. Можешь посмотреть. Попасть-то можно, только зачем? В разговоры с чужаками местные почти не вступают. Выпить там не с кем, игр не водится, а тамошние девчонки... об этом тоже забудь. Нечего там делать, кроме как болтаться по улицам. Опытные люди туда не ездят.
– Стало быть, все обходятся стоянкой?
– Да, здесь есть все, что надо.
В том, что здесь есть все, что нужно ЕМУ, Креслин сомневается, но оставляет свои сомнения при себе. У очередного поста они останавливаются и ждут, когда Герхард оплатит въезд на, площадку.
– Пропустить! – командует стражник, и перегораживающий дорогу брус поднимается.
Креслин едет за Зерном, стараясь не чихать: конские копыта поднимают в воздух легчайшую пыль. Преодолев несколько сот локтей по извилистому проезду между палатками, Зерн указывает на красно-золотой флаг над небольшим возвышением с северной стороны площадки. Флагом машет Питлик, и фургоны поворачивают к нему.
Спустя несколько мгновений Герхард уже выкрикивает распоряжения:
– Берите ту большую палатку, разворачивайте, ставьте...
Зерн присоединяется к Питлику, передав поводья своего коня Креслину. Тот, в свою очередь, привязывает обеих лошадей – и свою, и Зернову – к коновязи, но расседлывать пока не спешит. Выбранное Питликом место находится в северной части площадки, на небольшой, локтя в три, возвышенности. Границу торговой стоянки обозначает изгородь из жердей, за которой лениво вьется ручей. Креслин обозревает море палаток, прислушивается к гулу голосов, но все, что ему удается уловить, связано с торговлей и наживой.
– Дары моря, лучшие по эту сторону Закатных Отрогов!
– Пряности и приправы! Любые пряности, какие вы можете пожелать!
– Огненное вино! Только у нас настоящее огненное вино!
Бывший консорт утирает вспотевший лоб и смотрит на фургоны Герхарда. Торговец еще отдает приказы, но Зерн уже направляется к Креслину с кожаным мешочком в руке.
– Вот... тебе... – Зерн говорит запинаясь, словно силится повторить заученные, но вдруг вылетевшие из головы слова.
– Работа закончена?
Зерн кивает:
– Да. Вот наградные. Полсеребряника сверх уговора.
– Щедро. Стоит пойти и сказать спасибо Герхарду, или за это следует благодарить тебя? – приступ тошноты не мешает Креслину сохранить невозмутимую физиономию.
– Я ни при чем... – Зерн прочищает горло. – В общем, удачи тебе.
– Спасибо.
Креслии крепит заплечные ножны к котомке и забрасывает ее за спину вместе с мечом. Под пристальным взглядом Зерна.
Перед тем как отойти от фургонов Герхарда, возле которых Питлик возится с бесформенной палаткой, Креслин сует монеты в кармашек на своем поясе. Заработок ему кстати: некоторое время не придется разменивать золотые Фрози и уж тем паче обращать в монету звенья золотой цепи.
– Несравненные изделия гончаров Спидлара. Лучшая пурпурная глазурь из Сутии!
– Только взгляните! Моя бронза не уступает в твердости стали!
Похвальба оружейника вызывает у Креслина усмешку: любой самой лучшей бронзе никогда не сравниться с доброй сталью Западного Оплота. Он поднимает глаза, рассматривая снующих между палаток людей. Менее чем в десяти шагах от него стройная черноволосая женщина в почти прозрачном шелковом одеянии следует за худощавым мужчиной с большими закрученными усами. Она закована в цепи, такие тонкие и легкие, что могли бы сойти за украшение. И все же это настоящие железные цепи. От нее исходит ощущение печали. Встретившись с Креслином глазами и заметив его серебряные волосы, незнакомка едва заметно качает головой и произносит несколько слов. Расслышать их ему не удается. Затем цепь увлекает ее за усатым мужчиной, который даже не оглянулся.
Креслин сглатывает. Он видит невидимую другими белизну в ловушке холодного железа, и от этого холодком пробирает его самого.
– Лучшая древесина! Кедры из Хидлена! Сосна из Слиго!
– Целебные бальзамы! От любых хворей!
Юноша не успевает отойти от фургонов и на десяток шагов, когда перед ним появляется белокурая, щедро одаренная телом женщина в прозрачном, ничего не скрывающем наряде. Эту богиню любви сопровождает мужчина, который, что бросается в глаза сразу, выше Креслина, наверное, на целый локоть. Взгляд юноши отмечает запястья толщиной в кровельную балку.
– Паренек с запада... – гортанный голос и завлекающая улыбка явно предназначены для него. Красотка ступает вперед, и Креслина окутывают запахи: запах риалла и запах женщины. Она делает еще шаг.