Башни человеческих душ (СИ)

– А как на счет того, чтобы переночевать у меня? Не отказывайтесь, моя жена и дети уехали в деревню к её родителям на летние каникулы, поэтому квартира полностью в нашем распоряжении. Это лучше, чем проводить ночь в компании шумных студентов, которые предпочитают ночью не спать, а заниматься всякими сомнительными делами.

– Охотно принимаю ваше предложение!

8

Людвиг Шварц жил в просторной трехкомнатной квартире почти в центре города, окна которой выходили на круглую площадь с фонтаном. Комнаты были обставлены просто, но с большим вкусом, исполненные в светлых тонах. В вестибюле располагался телефонный аппарат, откуда профессор сделал звонок в «Две башни» и после долго соединения, наконец-то, услышал голос Готфрида.

– Лечебница для душевнобольных «Две башни». – Донеслось по другую сторону провода.

– Готфрид, это профессор Фитцрой, добрый вечер.

– Добрый, доктор.

– Не мог ли ты быть так любезен и позвать к аппарату Августа? Он ведь еще не отправился домой?

– Да, конечно, он сейчас как раз проводит дневной осмотр. Сейчас его позову.

Последовала долгая пауза, во время которой Людвиг чем-то занимался на кухне.

– Да, профессор. – Раздался бодрый голос Августа. – Я вас слушаю?

– Дорогой Август, я совсем забыл об одном очень важном деле, которое никак нельзя отложить назавтра. Не мог ли ты передать бумагу и карандаш нашему пациенту из третей палаты? А то ведь я обещал сам ему занести утром, только вот забыл, что мне следует отправиться на лекции в университет.

– Не переживайте, профессор. Я все сделал еще утром, помня про наш разговор накануне.

– В самом деле? – В голосе Карла Фитцроя звучало неподдельное удивление. – Ну что ж, я очень тебе благодарен, что ты так серьезно относишься к нашему делу. И, конечно же, я должен спросить: есть ли успехи?

– Да, кое-что есть. – Сердце профессор забилось в радостном предвкушении. – Правда не знаю, обрадует ли это вас или огорчит.

– Что там? – Профессор испытывал дикое любопытство.

– Сказать по правде, какие-то каракули. Нечто вроде рисунка.

– Рисунка? А больше никаких слов, букв или чего-то похоже на это?

– К сожалению, нет. Весьма непонятные фрагменты, которые похоже на какую-то эмблему. – Август немного помедлил. – Да, скорее всего символ или эмблема, может быть знак. Я вот сейчас смотрю на него и ничего понять не могу. Возможно, когда вы вернетесь, то поможете с этим разобраться.

– Да, конечно! А что другие пациенты? Никаких изменений?

– Нет, все по-старому. Радует только то, что все они хорошо справляются с поданной едой. Не приходиться делать эти принудительные кормления, как раньше бывало.

– Ну, хоть что-то хорошее. Благодарю тебя, Август. До встречи в среду.

– Приятного вечера, профессор. Жду с нетерпением.

Карл Фитцрой повесил трубку и проследовал в гостиную, где его уже ждал Людвиг. Шварц предложил доктору сеть в мягкое кресло, после чего вытащил из бара бутылку бренди, и протянул ему стакан. На небольшом полированном столике темно-коричневого цвета стояла тарелка с нарезанным лимоном и коробка шоколадных конфет. Профессор уселся поудобней, отпил немного обжигающей жидкости и внимательно рассмотрел Людвига. С момента их последний встречи этот человек стал намного взрослее, и уже выглядел солидным мужчиной, хотя ему было всего тридцать пять. Каштановые волосы все также были аккуратно подстрижены и уложены на бок с левой стороны. Выражение карих глаз показалось ему несколько суровым, чем раньше, ну а в остальном: правильный нос, слегка расширявшийся у ноздрей, аккуратно выбритое лицо и бакенбарды остались на своем месте. Он был одет в серый пиджак в черную клетку, черно-белый шелковый галстук под которым виднелась светлая рубашка, черные брюки и слегка изношенные лакированные туфли.

Профессор знал Людвига Шварца уже десять лет. Он был самым молодым человеком, который удостоился почетного звания «профессор» в двадцать пять лет. Шварц был талантливым учеником доктора Зофа – основоположника теории психотерапии. Он значительно развил идеи своего учителя, разработав на её основе комплекс методов по лечению психических расстройств без физического вмешательства. К несчастью, сам профессор Зоф подвергался жесткой критики со стороны ученых, докторов и некоторых политических деятелей, так как его идеи были слишком новыми и слишком революционными для тех дней. Это, в конечном итоге, свело его в могилу раньше срока; он умер, когда ему было всего шестьдесят три. Профессор Фитцрой познакомился с Зофом в медицинском университете на одной из конференций; он был одним из немногих, кто разделял его взгляды. Почти тогда же Зоф представил ему своего талантливого ученика Шварца, с которым они обсуждали многие новаторские идеи в психологии, медицине и социологии. После смерти Зофа, связь между ними стала еще более тесной.

– Итак, профессор, мы, кажется, говорили с вами по поводу ваших новых пациентов, обсуждали программу лечения?

– Совершенно верно. Что вы можете посоветовать?