Агнес и вправду была радостна. И то ли оттого что вчера она глядела в стекло до умопомрачения, то ли оттого что в доме полным-полно молодых красавцев, благородных мужчин, но хорошее настроение Агнес не покидало. Вот только платье… Вернее, не платье, с платьем-то как раз все в порядке, – лиф платья по последней моде города Ланна был так низок, что едва на полной груди соски покрывал, а вот рубаха нижняя могла быть и потоньше. Сейчас они как раз в моду входили и потому были больно дороги те тонкие, как утренний воздух, рубахи. Так дороги, что, не купив три такие, можно и платье себе новое пошить. Агнес пожалела денег на такую, а как бы хорошо ее грудь под тонким полотном смотрелась бы. Впрочем, два молодых человека, братья Фейлинги, что сидели напротив нее, и так почти не отрывали взгляд от ее лифа. И даже красавец Максимилиан – и тот на нее смотрел.
После завтрака господин и его свита поднялись и уехали быстро, отчего молодая госпожа расстроилась, ведь хозяин еще и стекло с собой увез. Даже дулась на господина, который не доверяет ей. Ну что бы она со стеклом сделала, сбежала, что ли?
К аббату монастыря Святых Вод Ёрдана, викарию и казначею его высокопреосвященства брату Иллариону попробуй еще попади. Во дворе аббатства поутру не протолкнуться от карет и седланных коней у привязи. Еще и народа всякого полный двор: слуги, люди из свит, всякие господа, городское дворянство, те, что при железе. Но в основном люди купеческого звания.
Волков кинул поводья Увальню, Максимилиан пошел с рыцарем.
– Господин! Господин! – окликнул Волкова упитанный молодой монах, когда кавалер бесцеремонно отодвинул другого монаха от двери и вошел в низенький темный флигель с маленькими окнами. – Сюда без доклада нельзя!
– Ну так доложи! – повелительно велел рыцарь.
– В свое время, сначала я вас запишу. – Монах вернулся на место, открыл книгу. – Назовите имя и цель визита.
Волков глянул на него скептически и пошел к двери в келью.
– Стойте, господин, стойте! – Монах пытался кинуться ему наперерез, но не успел.
Волков открыл тяжелую дверь. В низенькой келье оказалось заметно светлее – в старинной стене додумались прорубить большое окно. Там был стол, а за столом совсем облысевший уже аббат Илларион принимал трех купцов.
– Святой отец, – обратился кавалер, кланяясь, – примете?
– Ах, друг мой! – Казначей его высокопреосвященства стал выбираться из-за стола и говорить купцам: – Господа, простите, уж больно редкий гость этот славный рыцарь Фолькоф. Потом, после него, я вас приму.
Купцы все понимали, кланялись казначею, а заодно на всякий случай Волкову, и уходили из кельи. А брат Илларион уже обнимал кавалера.
– Проездом?
– Проездом, святой отец.
– Как обычно, на войну?
– На войну, святой отец.
– Знаю, слышал, садитесь, кавалер, садитесь. – Брат Илларион подошел к двери. – Эй, брат Бенедикт, подай нам моего вина.
Тут же появился упитанный монах с подносом, на котором стояли графинчик и маленькие стаканчики из серебра, сразу разлил вино по стаканам и удалился.
– Вино с утра – день потерян, – заметил викарий, поднимая свой стакан, – ну и бог с ним, за встречу, мой дорогой рыцарь.
Они выпили, кавалер осушил стакан до дна.
– Крепко, пряно, вкусно, – сказал он, ставя стаканчик.
– Мой личный рецепт, – похвастался аббат. – Ну, значит, на войну едете?
– Да, усмирять мужичье осатанелое.
– Храни вас Бог. Значит, и вас этот прохиндей к делу призвал! – Он засмеялся.
Волков тоже посмеялся и спросил:
– Так с господином Наумом Коэном вы знакомы?
– К сожалению, сын мой, – говорил казначей курфюрста, – к большому моему сожалению, мне часто приходится обращаться к подобным людям. После десяти лет войны с еретиками и чумы я никак не могу привести финансы его высокопреосвященства в порядок. Податного люда стало меньше, горожан стало меньше, торговля стала меньше, а расходы все так же велики. Так что Коэны, Ренальди, Кляйны и прочие денежные люди часто нужны земле Ланн и Фринланд. – Он вдруг улыбнулся. – Но вы-то приехали не для того ко мне, чтобы слушать мои горести.
– Да вы, поди, и сами знаете, зачем я приехал, – отвечал кавалер.
Брат Илларион снова налил вина в стаканчики.
– Знаю, приезжал ваш человек, жаловался на нового епископа, на брата Франциска. Кажется, он вам совсем не пришелся?
– Да как же он может мне прийтись, если сразу встал на сторону графа и герцога? Говорит, езжай к герцогу каяться и с графом замирись. И не потому что он прав, а потому что он граф.
– А что с графом у вас за раздор?
– Из-за поместья, что было обещано моей сестре по вдовьему цензу. Граф теперь отдавать не хочет то, что его отец обещал. Думал, мне новый епископ помощью будет, а он…
Волков развел руками, а брат Илларион вздохнул и стал серьезен.
– Отозвать отца с кафедры – дело непростое, совсем непростое. Святые отцы годами ждут епископскую инфулу, и простолюдинов среди них нет. Отозвать епископа с кафедры – считай, всю фамилию его оскорбить. Курфюрст на это не пойдет.
– А если епископ паству не обретет?
– А что, брат Франциск может не обрести паству в Малене? – с сомнением спросил аббат.