Башмаки на флагах

Шар лежал рядом с ней – она так и держала на нем свою руку, словно боялась, что кто-то отнимет. Волков и забрал. Спрятал его в мешок, свободной частью перины накрыл девушку, потом отправился в другую комнату, но та была заперта на ключ. Оттуда доносился резкий непривычный запах. «Интересно, что у нее там?» Но выяснять ему почему-то не хотелось, не хотелось знать; рыцарь и так понимал, что там что-то опасное, порицаемое Богом и людьми. К дьяволу! Он туда не полезет.

Кавалер вернулся в спальню к девушке, а после пошел вниз, взяв с собой большую подушку. Там он улегся прямо на стол, на ту сторону, что была поближе к теплому очагу. За свою жизнь он спал в местах и похуже, а уж на ровном столе да с подушкой… Даже одеяло не нужно, если печка, которая рядом, еще не остыла. Да и лето уже почти пришло, скоро и ночью от жары не спрятаться. После трех дней дороги заснул Волков быстро.

Утром удивленные слуги ходили на цыпочках, боясь его разбудить. Только неуклюжий Игнатий, когда шел поить лошадей, загремел ведром.

– Куда? – коротко спросил его кавалер, приподнимая голову от подушки.

– Лошадей поить, господин, – отвечал конюх.

– Сначала мне воды принеси. И скажи горбунье, чтобы ее согрела, – распорядился он. В последнее время кавалеру совсем не нравилось мыться холодной водой, отвык он, кажется, уже навсегда отвык.

– Да, господин, – отвечал конюх, – сейчас принесу.

Услышав их разговор, в столовую, кланяясь и здороваясь, вошла кухарка, сразу стала разводить огонь в печи. Служанка, скрипя половицами и ступенями лестницы, тихой мышью вжимая голову в плечи, проскочила наверх. И тогда Волков встал со стола. Да, ушли уже те годы, когда он мог вот так спокойно спать без перин на твердых досках. Тело его побаливало, а вот нога… Нога даже и не напомнила ему о себе. За всю ночь он ни разу из-за нее не проснулся, и сейчас все с ней было хорошо. Отлично вчера Агнес боль заговорила.

Он встал, отправился наверх и чуть не столкнулся на лестнице с глупой служанкой, что тащила вниз ночную вазу. Хотел обругать дуру, да та побелела вся и без его ругани, едва не при смерти была от страха. Не стал. Постучал в дверь.

– Да, господин, – донеслось из-за двери, – входите.

Он вошел, а Агнес стояла перед зеркалом и причесывалась. Была она в одной нижней рубахе из тонкого просвечивающего батиста, и даже через ткань стало заметно, что и грудь у девушки не та, что ночью, а бедра ее и зад приятно полны, так полны, что хочется к ним прикасаться. Только вот лицо усталое и синяки под глазами, припухлости, а если не эти мелочи, так молодая красавица перед зеркалом стояла. Странно все это было, но пришел кавалер сюда не разгадывать женские загадки и даже не разглядывать ее тело. Усевшись на неприбранную кровать, он сразу спросил:

– Ну, что вчера увидала в шаре?

– В шаре? – Она не прервалась, так и расчесывала волосы. – Стекло показало, что у вас все будет хорошо.

Настроение у нее было прекрасным, Волков это почувствовал и, думая, что девушка приукрашивает, настоял:

– Говори, что видела?

Она перестала причесываться, с легкой укоризной посмотрела ему в глаза через зеркало и произнесла:

– Видела, что в Ланн вы вернетесь с большой победой.

Волков все никак не мог понять, верит ли он ей, верит ли этому поганому шару, но даже так ему стало легче.

– Значит, вернусь? – переспросил он.

– С победою, – нараспев отвечала девушка, снова принимаясь расчесывать волосы, – с победою, господин мой.

Глава 32

Отчего-то ей было радостно. Давно так хорошо не было. Утром молодые господа из выезда кавалера пришли на завтрак в ее дом, а у них кони почищены, напоены, накормлены, лоснятся в стойлах, красавцы: Игнатий с утра расстарался. И Ута все вещи господина постирала еще на рассвете, сапоги так вычистила, что сверкают. Тяжеленный колет, что подбит железом, вычищен не хуже сапог: и не подумает никто, что в нем три дня по пыльным дорогам скакали, как новый он, словно только что портной его закончил.

А пред тем Ута еще и на рынок сбегала, огромную корзину дорогой снеди принесла. То ей Зельда велела, пока госпожа спала. Госпожа могла за растрату и побранить кухарку, но не в этот день. Сегодня госпожа на похвалу расщедрилась. И как только кавалер со стола слез поутру, так Зельда сразу принялась готовить. Старалась, все, что знала о готовке, вспомнила. Гостей-то угощать надо.

Гостей? Или хозяина со свитой? Ну, этот вопрос ни Игнатия, ни Уту, ни Зельду не волновал. То пусть хозяйка думает, кто кому хозяин. Да и хозяйке было не до того. Все слуги видели, что та счастлива, как новобрачная на третий день брака. Нарядная, не бранится, улыбается. Ласкова со всеми, даже Уту собакой не зовет, а Зельду горбуньей. Всегда бы так.