Башмаки на флагах

– Два раза у дороги ночевали, – вставил Еж.

– Вот кто тебя, дурака, за язык тянул. – Сыч схватил приятеля за ухо. – Уйди отсюда. Не слушайте, экселенц, он пьян вечно. Этак упадет с лошади, поваляется на земле и думает, что ночь прошла. Башка у него такая же пустая внутри, как и снаружи. Все деньги, что вы нам на дело дали, мы потратили.

Еж стоял невдалеке, чеша ухо, кривился на старшего товарища.

– Ладно о деньгах. Говори, отвез графине духи? – спросил кавалер.

– Отвез, экселенц, отвез. И Брунхильда очень им рада была. Сначала сказала: пузырек не тот, чего, мол, привез, дурень? А мне-то откуда знать, что за пузырек прежде был. Какой мне Агнес дала, такой и вез. Но потом Брунхильда принюхалась, засмеялась, говорит: оно. Обрадовалась.

– Обрадовалась? – переспросил кавалер. – Наверное, и денег тебе на радостях дала?

– Кто денег дал? Брунхильда денег дала? Чего угодно даст, но точно не денег, я ее еще по Рютте помню! – Сыч засмеялся. – Да она жаднее вас, экселенц.

Волков чувствовал, что Фриц Ламме врет, но оспорить его слова могла лишь сама графиня, а по такому поводу кавалер писать ей, конечно, не собирался, ведь не простую вещь Сыч ей привез.

– Ладно, не дала так не дала, – согласился Волков. – Теперь для вас есть другое дельце.

– Экселенц, – Фриц Ламме развел руками, – да разве ж так можно? В дороге пять дней, голодные, холодные, нам хоть денек отдохнуть. Поесть, пива выпить, помыться.

– Помыться? – Волков посмотрел на подранную шубу Сыча. Ей уже пришел конец. – Ты бы, черт немытый, про мытье мне не врал. Ладно, день отлежитесь, – Волков поднял палец, – помоетесь и езжайте в Мален. Разыщите мне одного одноглазого мерзавца.

– О! – вклинился в разговор Еж. – Мален – город дорогой. – Сам посмотрел на старшего товарища – вот теперь тот доволен.

– Так и есть, цены в Малене не приведи Господи, почти как в Ланне! – согласился Сыч.

– Поищите мне одного кривого на правый глаз. Лет тридцати пяти, морда мятая, ростом невысок, хил. Это он меня вызвал и заманил в засаду. Не думал я о нем, а тут лег спать, и он стоит пред глазами. Может, он из бригантов был, но не думается так мне. Уж больно квел для таких крепких людей. Найдете его, так найдем и бригантов, что фон Клаузевица убили. Отыщем их, так будет выход на фон Эделя, на мерзавца этого.

«И уж тогда граф не отвертится, отдаст поместье», – но говорить вслух это Волков не стал. Не нужно про то знать Сычу и его дружку.

– Дело непростое, экселенц, – сразу принялся важничать Сыч. – Неделька потребуется.

Волков знал, куда клонит Фриц Ламме, ведь город Мален жуть как дорог. Но кавалер положил на стол две монеты.

– Будет с вас.

– Экселенц! – возмутился Сыч.

– Замолчи, мерзавец! – рявкнул Волков. – Я за тебя второго дня трактирщику, чтобы не ныл, почти три талера долгов твоих отдал. Три талера! Что ты там жрешь?

– Так это он на баб гулящих изводится, – радостно сообщил Еж. – У трактирщика на них и берет.

– Паскуда ты лопоухая! – обиженно обозвал приятеля Фриц Ламме.

Он хотел еще что-то добавить, но кавалер прервал:

– Убирайтесь! И найдите мне кривого! Чтобы поутру уже вас в Эшбахте не было.

* * *

А наутро теплого и солнечного дня, когда Волков только встал и едва начал мыться, пришла Бригитт. Пришла и встала возле.

Она вставала всегда раньше его, еще засветло, до петухов. Смотрела, сколько надоили девки, сколько овса коням господским, сколько сена и сколько господским любимцам дали морковок и размоченного проса. Потом шла на кухню, где они с Марией решали, чем будут кормить господина и госпожу весь день. Потом она открывала погреба, велела мальчонке кухонному спускаться за вином, за колбасами и сырами, маслом; ходила с ним же в курятник собирать яйца. Потом проверяла костюм господина – не грязен ли, не рван, чищены ли сапоги или туфли. И уже только затем велела таскать и греть воду для мытья госпожи и господина.

Волков каждый раз удивлялся тому, что будила она его всегда пригожая: юбки нижние, подолы неизменно чисты, хоть только пришла Бригитт со двора, рукава и шея в неизменных белоснежных кружевах, на платье ни пятнышка. И волосок к волоску рыжий уложен. Изъяна в ней найти негде.

И сейчас она казалась прекрасна. Взяла несвежее исподнее господина, крикнула девкам, чтобы новое несли, и сказала:

– Ёган второй день вас дожидается. Вчера так и не дождался, теперь с петухами пришел.

– Некогда мне, в полках был, – отвечал кавалер, обливаясь водой над малой купальней.

– Знаю, так ему и говорила, что вы у солдат своих. Только уж вы с ним поговорили бы, не от безделья человек ходит.

– Выступать через три недели, а еще меринов не всех купили. Барабанщики… Бертье из жадности мальчишек нанял, я взрослых хотел. И трубачей у меня нет, пришел один полупьяный и ревет в свою гнутую трубу не пойми что. Брюнхвальд его погнал и правильно сделал – ни черта никто ни одной команды не понял. И это в лагере, а что в бою будет?

Бригитт понимающе кивала, вникая в дела господина, но от своего не отступилась:

– Так после завтрака я его позову.

– Ну зови.

Ёган после завтрака уже ждал Волкова.