Башмаки на флагах. Том четвертый. Элеонора Августа фон Эшбахт

«Ландаман. Значит, он в городе. Это хорошо. Даст ответ утром. Это прекрасно. Значит, при удаче с ним самим дело иметь придётся. Хотелось бы говорить с ним лично, а не его помощниками. Было бы превосходно, если бы удалось вместо войны закончить тут всё переговорами. Начать нужно с вопроса с пленными и попытаться закончить миром».

Он понимал, что всё это совсем не просто. Спесь горская, заносчивость не дадут горцам пойти на мир просто так, даже на хороших условиях буду они кичиться былыми своими победами, славными предками и прочими пустяками. Но у него были весьма веские аргументы. Их было несколько. И один из них сейчас, несмотря на сумерки, как раз устанавливался на пригорке артиллеристами.

Да, у него были аргументы. Теперь главное было вытащить ландамана на разговор.

Глава 33

Тем не менее, в словах ответа кавалеру послышался ещё и скрытый смысл: мол, доживи до завтра, тогда и поговорим. Он велел всем частям войска, тем, которые разместились за рекой и с запада, и с севера, и тем, что перешли реку и встали у восточной стены, на ночь выставить крепкое охранение, а остальным ложиться спать сегодня в доспехах. Но больше всего он переживал за пушки. Уж никак не хотелось ему прозевать ночную вылазку из города и потерять орудия. Посему он велел себе пока шатёр не ставить, а лёг спать в телеге и сам от доспеха не разоблачался.

А ночью как раз и случилось то, чего он и ожидал. Ближе к утру со склона горы послышалась пальба, секрет, что сторожил южные ворота из города, прислал к Брюнхвальду гонца: ворота открылись. Полковник тут же поднял всех людей и сам с ротой солдат и ротой стрелков пошёл на гору. Волков же с оставшимися людьми стал ждать атаки у восточных ворот. Но ничего не произошло. На горе слышалась пальба, но когда полковник Брюнхвальд вернулся, то сказал:

— Отворили ворота, там были люди с факелами, не иначе, готовили вылазку, так их из секрета сразу заметили, стали стрелять, они в воротах потоптались, да так и не решились выйти. Ворота заперли.

— Проверяли нас, значит, — резюмировал кавалер.

— Не иначе, — соглашался полковник.

«Ну что ж, проверили вы нас, проверим и мы вас. Пока ответа я не услышу, прикажу начать».

Ещё толком не рассвело, ещё уставшие сапёры засыпали землю в большие корзины, а пушкари таскали от реки и складывали ядра в пирамиды возле пушек, а он уже был на позиции.

Хмурый и не выспавшийся Пруфф что-то буркнул генералу в приветствие.

— Готово всё? — спросил генерал у артиллериста.

— Скоро. Жду, когда совсем посветлеет, чтобы узнать, куда они переставили пушки за ночь.

— Надобно начать пораньше. Стену-то уже видно.

— И к чему же это надобно? — бурчал капитан недовольно.

— Для дела, надобно для дела, — настоял Волков.

Пруфф с лицом недовольным, словно делая генералу одолжение, повернулся и крикнул:

— Шмит! Твой лаутшланг готов?

— Да, почти, господин полковник, — откликнулся немолодой уже артиллерист.

— Пальни-ка по стене. Видно тебе её?

— Да, уже видно.

— Так пали, в верхнюю часть, как раз в серёдку стены бей. Генерал просит.

— Сделаю, — откликался канонир, — сколько пороха класть?

— Не жалей, три совка положи.

— Три? — переспросил Шмит. И по тону его Волков понял, что это немало.

— Три, три! — уверенно прокричал капитан. — Бить так бить, а в стену авось не промахнёшься.

— Не разорвёт? — на всякий случай спросил канонир.

— Будем молить Бога, что не разорвёт, — отвечал ему командир, — пушка вроде не старая.

И пошла у артиллеристов работа. Генерал, глядя на их сноровку, опять удивлялся, как быстро и слаженно всё делают эти умелые люди. Вот уже и порох засыпан, чуть не половина большого ведра вышла, вот и пыж утрамбовали накрепко, вот и ядро запеленали в дерюгу, тоже запихнули в ствол. И всё это делалось весьма расторопно. А Шмит уже припал к стволу. Всего на мгновение оторвался и взглянул на капитана:

— Четыреста двадцать шагов.

— Именно, — согласился с ним Пруфф.

— Господа офицеры, отошли бы! — кричит канонир, беря у помощника дымящийся запал.

— Он прав, лучше нам отойти, — сказал Волкову капитан, — пороху и правда немало положено.

Они стали отходить от пушки подальше, а Волков при том думал, что надобно капитану сказать, чтобы порох-то поберёг. Его немного.

А канонир заорал что есть силы:

— От орудия вон все! — и перекрестился.

И прислуга орудийная, и сапёры, что доделывали ещё свои дела, стали разбегаться.

И чуть погодя:

— Палю! — и ещё одно крестное знамение лишним не будет.

Пруфф тоже перекрестился, а другой рукой потянул генерала за себя. Не успел бы Волков сосчитать и до десяти, как бахнул выстрел. Такой мощный и резкий, что уши у него заложило, хоть и не рядом с орудием он стоял. Стоял он спиной к восходящему солнцу и уже отлично видел стену. А также он хорошо видел и вырвавшееся из белого дыма и огня большое и тяжёлое ядро, которое, разбросав от себя дымящуюся дерюгу, медленно, словно лениво, полетело к стене. И вмазалось в неё, ближе к верху, выбив из кирпича серый фонтан кирпичных осколков и пыли.

— Ну… С почином, — произнёс капитан Пруфф.