Басаргин правеж

— Бедный Басарга, — вздохнула Катя, когда Евгений указал ей на отметки о последних взносах в счет штрафа. — Знал бы он, на сколько лет все это растянется, наверное бы, и не связывался. Шлепнуть проще. А уж сколько дерьма на него по сей день выливается — это ни в сказке сказать, ни пером описать. «Злобная тварь», «исчадие ада», «образцовый пес опричнины», «разоритель и истязатель».

— Со следующего года все старосты и откупщики от сбора налогов были отстранены, — подвел последнюю черту в бухгалтерии «двинского дела» аудитор Счетной палаты. — Подати стали получать специально назначенные царские представители. Иван Грозный сделал выводы быстрые и правильные. Интересно, он во всей стране систему поменял или только здесь?

— Конечно, по всей, — пожала плечами девушка. — Он же демократию повсюду насаждал. Значит, и проблемы везде были одинаковые. Кстати, Терский берег тем же летом перевели в опричные земли. Тоже, видно, чтобы порядок лучше обеспечить.

— А ты откуда знаешь?

— Вообще-то, это в школе преподают, — рассмеялась Катя. — «Этапы развития опричнины» урок называется. Неужели ты вообще в учебник по истории не заглядывал? Знаешь, Женя, пожалуй, мне стоит копнуть архивы по поводу этого подьячего. Хотя бы те, что имеются в интернет-доступе. Уж очень интересная личность. Вроде как никто, незаметный худородный служака третьего плана. Решений никаких не принимает, приказов не издает. Тихий, скромный исполнитель. Но там, где мелькает его тень, обязательно происходит нечто тектоническое. Возле школы его имя мелькнуло — в тебя за это спустя полвека стреляют. На Терском берегу мелькнул — государство всю систему сбора податей поменяло. Надо копнуть. Вдруг еще что-нибудь неожиданное всплывет?

Монастырская наставница

Архиепископ казанский Герман, несмотря на возраст, был ладен и ухожен, как молодуха на выданье: румяные гладкие щеки, короткая остроконечная бородка, вырастающая из бакенбардов, длинные седые кудри, падающие на плечи из-под бархатной, отороченной горностаем скуфьи[20]. Ряса на нем была добротного сукна, золотой крест, залитый эмалью и усыпанный самоцветами, тянул на добрый фунт. И пах он сладко, как медовая пчела.

— А скажи мне, боярин, — ласково улыбнулся архиерей, потягивая вино из кубка, — сколько тебе поморцы заплатили, что ты защищал их столь рьяно, ни сил, ни судьбы своей не жалея? Ведь огневайся царь, сидеть бы тебе воеводой в каком-нибудь глухом остроге среди черемисов.

— Я, святой отец, родовитый боярин! — моментально вспыхнул Басарга. — На честь и совесть во первую голову полагаюсь! И никакое серебро и злато меня с сего не столкнет!

— Не горячись, сын мой! Я ведь тебя к исповеди не призываю, епитимью не накладываю. Да и не моя это забота — мирские хлопоты. Ты угощайся, боярин. Проголодался, поди, с утра на ногах…

В митрополичьи палаты архиепископ зазвал его с Болота, после того как счастливые поморцы наконец-то подались куда-то праздновать избавление от смерти и собираться в дорогу. От приглашения священника, что уже определен был в высшие православные иерархи, отказываться не стоило. Вот только стол у епископа был до ужаса постный: белорыбица, рыба заливная, рыба копченая, рыба соленая… Рыба, рыба, рыба — после нескольких месяцев на Студеном море Басарга на нее уже смотреть не мог. Даже на самую деликатесную.

— Государь мудр и справедлив, — сказал подьячий. — Я ему не перечил, я лишь разъяснил, как дело сложилось. Посему меня он и послушал, по-моему приговор утвердил.

— Сие я заметил, боярин. Говорить ты с Иоанном Васильевичем умеешь. Слушает он тебя, не отмахивается. А коли прислушивается, то и говорить ему надобно то, что на пользу и государю, и державе нашей пойдет. О том, что в обиде бояре многие, что любимцев царь себе выбрал и с ними заперся, прочих слуг отодвинув. Что негоже царю земному слуг Господа подменять и свои монастыри с уставом своим основывать. Делами христианскими митрополит и епископы заведуют, Собор их решает. Особый монастырь, по царскому разумению созданный, богопротивен, и о сем осторожно намекать государю нашему надобно. Ты бы постарался мысль сию до Иоанна Васильевича донести. А уж Церковь православная тебе бы в сем зело благодарна была. Митрополия — это не поморы. Награждать умеет по-царски.

— Ты же сам к государю вхож, святой отец. Отчего сам ему не скажешь?

— Я говорю, он не слышит, — пожал плечами епископ. — Не знаю, как выходит сие. Тебя слышит, меня — нет. Так донеси ему слово истинное. Церковь за то тебе зело благодарна будет.