Барсук

— Привет, отпускница, — ответил Юнас. — Хорошо проводишь время?

Она снова оглядела улицу. Вечернее солнце сверкало на застекленной крыше, так что приходилось щуриться. Сесилия решила поискать завтра новые солнечные очки. Она этого достойна.

— Прекрасно! Тебе стоит прийти сюда, хороший вечер.

— Спасибо, но думаю, Йессика предпочтет видеть меня дома. Хотя я подумал, что ты захочешь узнать результаты анализа Йеспера Ульссона.

Сесилия выпрямилась. Пульс участился.

— Рассказывай!

— Все как и ожидалось. Йеспер Ульссон не наш неизвестный мужчина. Можем тогда его вычеркнуть.

Сесилия обмякла. Юнас прав. Ничего неожиданного. Все же она надеялась на прогресс. Боги знают, что она это заслужила.

— Жаль, — сказала она за неимением более подходящих слов.

— Да, но с другой стороны, он и не был нашим главным кандидатом.

Сесилия покачала головой.

— Да, ты прав.

Она нервно постучала пальцами по столу, колеблясь и думая о взятом стаканчике, из которого пил Бенгт Юханссон. Она убрала стаканчик в пакет для улик и положила его в свой письменный стол, никого не проинформировав.

— Юнас, — сказала она, чтобы он не повесил трубку.

— Да?

Сесилия замолчала и сжала губы. Расследование Лерьедаля все еще продолжалось. Она хотела попросить Юнаса отправить стаканчик в Национальный криминалистический центр. В то же время ей не хотелось отвечать, как она его заполучила. Это бы ничем хорошим не закончилось.

Она вздохнула.

— Нет, ничего. Потеряла мысль.

— Окей, — ответил Юнас. — Тогда начинаем отдыхать, или как думаешь?

56

Когда я обращаюсь к вам в тексте, вы чувствуете себя избранными или преследуемыми?

Вторник, 13 сентября

Доктор Лена Амарант ошиблась. Аннике лучше не стало. Наоборот, бездонная дыра внутри выросла, и с каждым днем Анника становилась все более пассивной и депрессивной. Больничный продлевали, а диагноз сменился на депрессию переутомления, пока перед глазами проносилось лето.

У Анники пропало ощущение времени. За окном раздавались звуки жизни, но Анника в ней не участвовала. Жизнь вторгалась, требовала внимания, не учитывая, что Анника с ней не справляется. Чириканье птиц, крик сорок. Низколетящие винтовые самолеты. Лающая собака. Проезжавшие автомобили. Сосед, стригущий газон своей шумной газонокосилкой.

— Она хорошо работает, так зачем ее менять, — ответил он Мартину из-за изгороди. — Тех роботов только воруют.

В доме было душно. На окне стояла ваза с потемневшей водой и завядшим букетом от издательства Эклунда. Открытка была заполнена подписями и словами «Выздоравливай», написанными печатными буквами поверх нарисованного плюшевого мишки с повязкой на голове. Сейчас Анника лежала на диване, накрыв ноги пледом, несмотря на жару. По телевизору крутили кадры из американского ток-шоу. Из одного такого, где публику развлекают неожиданными сюрпризами. Улыбающиеся знаменитости. Все просто, если верить в американскую мечту. Анника в нее не верила. Прямо сейчас она ни во что не верила.

Занавески были задернуты в попытке отгородиться от жизни. Она спала еще хуже, чем до выкидыша, и много плакала, вставала только, чтобы переместиться на диван и провести там остаток дня. Все лето Мартин работал допоздна и приносил вечером готовую еду. Она ела мало, и все было соленым на вкус. Она сильно похудела.

Ток-шоу прервалось на рекламу. Не зная зачем, она села и посмотрела на опущенные жалюзи. Она чувствовала отчаянную потребность что-то сделать — не могла сказать, что или зачем, просто если ей придется еще полежать неподвижно, у нее начнется паника. Она встала и поморгала, пережидая головокружение, потом подошла к окну и подняла жалюзи. Когда глаза привыкли к свету, она увидела, что трава частично покрыта первой опавшей с деревьев листвой. Листья желтели, как солнечные зайчики на зеленом фоне. Трава же была высокой и спутанной. Саду не хватало ухода. То немногое, что сделал Мартин для укрощения природы, не сильно изменило вид сада.

Ручка двери на террасу с трудом поддалась и заскрипела. Солнце согревало лицо, а легкий ветерок теребил хлопковую пижаму. Она ступила голыми ногами на траву. Травинки щекотали пальцы, а влажная земля охлаждала ступни. Влажность, как молния, проходила от подошв по всему телу. Она дрожью поднималась по позвоночнику, кружилась в голове и исчезала в волосках на шее. Анника не могла это объяснить, но ей хотелось еще. Это был как будто голод, который нужно утолить. Она скользила ступнями по траве, отходя дальше на газон. Трава покалывала, но не приносила той же эйфории, как первый контакт с почвой. Она огляделась, чтобы проверить, не наблюдают ли за ней. Никого нет. Она одна.