Барсук

Она изменила мне с другим. Я стоял один, обиженный и полный решимости не дать этому повториться. Черное зерно получило пищу, пустило корни и начало расти.

Среда, 17 ноября

Уже в прихожей Аннику встретил аромат еды. Она бросила большую авоську на пол и сняла пальто. Мартин вышел в прихожую в клетчатом переднике, покрытом пятнами от недавнего кулинарного приключения.

— Добро пожаловать домой! — произнес он.

— Ты уже дома? — спросила Анника. — Думала, у тебя куча работы.

— Да, — сказал он, прислоняясь к стене. — Просто подумал, что ты заслуживаешь ужина.

Анника с трудом стягивала сапоги.

— Просто так?

Она попыталась смягчить подозрительный тон улыбкой.

— Да, типа того. Ты была расстроена, и я хотел тебя порадовать. Тебе не нравится?

— Нравится. Извини, я не хотела так реагировать.

Они вошли на кухню. Мартин налил ей бокал вина и вернулся к плите.

— Никогда не догадаешься, какая странная встреча у меня была сегодня, — сказала она. — Ты знаешь, кто такой Никлас Гранат?

— Нет. А должен?

— Он такая звезда мыльных опер. Знаешь, в основном мышцы и татуировки, но без глубины.

— Это он обиделся, что ему не дали роль в «Отеле “Парадис”»? — спросил Мартин. Он поставил противень в духовку и положил прихватки на столешницу. — Зачем ты с ним встречалась?

Анника закатила глаза и отпила вина.

— Да, хороший вопрос. Издательство бросило все силы, чтобы найти хорошо продаваемый материал. Мы думали, не написать ли его биографию.

— Ха! Значит, у вас точно дела идут не очень.

Анника подперла лоб рукой.

— Я знаю.

Мартин сел напротив и взял ее за руку.

— Все образуется. Даже если издательство провалится к чертям, мы есть друг у друга.

Анника улыбнулась. Свет свечей смягчал черты его лица. Он всегда красив. Ей повезло пойти на ту вечеринку. И все же внизу живота сохранялось оно — чувство нехватки чего-то.

— Просто я хочу иметь шанс чем-то помочь. — Она сделала большой глоток вина, чтобы приглушить сомнения. — Я люблю эту работу и душу бы продала, чтобы сохранить свое место.

— Ты работаешь в жесткой сфере. Может, тебе стать айти-консультантом, как я?

— Нет, спасибо.

Мартин рассмеялся.

— Хотя тебе бы не пришлось опасаться потери работы. Дел больше, чем кто-либо может справиться.

— Не меняй тему. Просто послушай и скажи, что я не сумасшедшая. У нас есть рукопись, которая может стать нашим спасением. Но сомневаюсь, что остальные решатся ее издать.

Мартин наморщил лоб:

— Почему?

— Угадай, кто ее написал? — сказала Анника, потягивая вино. Уголки ее губ поднялись в хитрой улыбке. — Мне вообще нельзя это говорить. Ян Апельгрен.

Мартин поднял брови:

— Подожди, он не умер разве?

— Ну да, но никто не знает. Исчез бесследно, что усложняет работу с авторским правом на рукопись. И мы не знаем, он ли это вообще. Но все же разве не безумие, что они сомневаются? Неужели только я хочу спасти издательство?

Напевая, Мартин наливал соус из кастрюли в соусник.

— Я в этом не разбираюсь, но, может, если они не уверены, то лучше быть осторожными. А теперь еда.

Они ели, долго разговаривали и смеялись, как в старые времена. Никаких обсуждений дома, детей или работы. Они вспомнили испепеляющую жару, когда посещали Акрополь, а Мартин выпил последнюю их воду, водителя такси в Нью-Йорке, на полной скорости проехавшего через заправку. И как так получилось, что они встретились на вечеринке, где оба не знали хозяев.

За час, пока они наслаждались едой и компанией друг друга, пропали будничные заботы и тревоги. Мартин даже приготовил любимый десерт Анники — брауни с клубничным сорбетом.

После еды он серьезно посмотрел на нее.

— Знаешь, для праздничного ужина все-таки есть причина. Я чувствую, что нам нужно поговорить.

К ней моментально вернулись сомнения. Она постаралась подавить их.

— О чем же?

Мартин вздохнул.

— Не хочу, чтобы ты что-то неправильно поняла.

Он нервно крутил бокал. Прозрачный хрусталь покрылся пятнами от пальцев.

По телу Анники побежали мурашки.

— Что ты хочешь сказать?

— Мне кажется, в наших отношениях есть вещи, которые нужно обсуждать. Но каждый раз, когда я пытаюсь, такое ощущение, что ты… от них отмахиваешься. Меняешь тему. Как вчера.

— Ты о доме? — спросила Анника. «Или о детях, — подумала она. — Он не хочет?»

— Нет, не совсем. Но у меня такое чувство, что ты сомневаешься. Все объекты, которые мы смотрим, не подходят, всегда что-то не так. Как, например, ситуация с подвалом. В чем там на самом деле проблема?

Анника сделала большой глоток вина. Она не хотела говорить об этом. Может, он бы понял, а может, нет. Она бы хотела все забыть, но оно сидит слишком глубоко. Она вздохнула.

— Мне давно нужно было рассказать. Просто… о некоторых вещах я бы предпочла не рассказывать, поэтому я их избегаю.

— Понимаю.

Анника поставила бокал и сделала глубокий вдох. Еда бурлила в животе, когда Анника заговорила: