Барон Унгерн

На северной окраине рота китайцев сдалась без боя. Они стояли на коленях, прося пощады. «К ним, — пишет Аноним, — подскакали чахары и монголы, спешились и, как-то приседая, стали кружиться около. Наметив себе жертву, выхватывали ее из рядов, оглаживая, отводили в сторону, и пока не понимающий, в чем дело, китаец заискивающе улыбался, монголы быстрым движением выхватывали свои острые, как бритва, ножи и перерезали пленным горло. Моментально вся рота оказалась вырезанной».

Резня сопровождалась вакханалией мародерства. Чахары бросились грабить дома и лавки, казаки устремились к конторам двух банков, Купеческого и Пограничного. Замки хранилищ были сбиты; вскоре улица покрылась металлическими деньгами, ассигнации «носились в воздухе». Их брали в последнюю очередь. Хватали серебряные китайские доллары и весовое серебро. «Да, серебра было много! — рассказывал впоследствии один из унгерновцев. — Только потом, как выбрались мы в Маньчжурию, в Хайлар, тут все и поистратили. Пропили больше».

Навести порядок на этом важнейшем участке Унгерну удалось не сразу. Он говорил, что захватил здесь на 200 тысяч рублей серебра, другие называли цифры во много раз большие. Среди банковских трофеев оказалось и золото в количестве четырех пудов. Часть сокровищ успели разграбить и, разумеется, немало утаили, несмотря на приказ под страхом смерти вернуть все похищенное из банковских кладовых. Войсковой старшина Архипов сумел припрятать 20 фунтов золота, за что позднее был повешен Унгерном.

2

В ночь, когда Резухин вошел в Маймачен, сотни Хоботова и Парыгина появились на восточных окраинах Урги, захватили тюрьму и освободили заключенных. Расположенный рядом Консульский поселок заняли без боя, сопротивление встретили только у оврага, где находились православное кладбище и монументальное здание золотопромышленной компании «Монголор», оно же — российское дипломатическое агентство (по привычке его называли «консульством»). До начала осады в нем проживала ургинская «аристократия», то есть три барона с семействами — Витте, председатель правления «Монголора» Фитингоф и бывший оренбургский вице-губернатор Тизенгаузен, а также оставшиеся не у дел русские консулы и застрявшие в Урге колчаковские генералы, но в страхе перед погромами сюда переселились еще несколько семей и десятки одиночек. Здание было набито битком, один из жильцов сравнил его с сельдяной бочкой.

«Первым домом, захваченным солдатами Унгерна, — вспоминал Волков, живший здесь как зять Витте, — был наш дом, бывшее консульство, и я до сих пор не могу забыть, как оборванные полузамерзшие казаки, разбив прикладами окна, под пулеметным и ружейным огнем засевших во рву за домом китайцев ворвались в него». На радостях их растащили по комнатам, казаков стали угощать водкой, офицеров — «наконьячивать», и гамины внезапной атакой едва не отбили здание.

Утром 4 февраля Першина разбудил квартировавший у него доктор Рябухин: «Идите скорее! Китайцы отступают!»[114] Все обитатели дома уже собрались во дворе. С крыльца видно было, что «вся площадь напротив Да-Хурэ и весь склон горы возле монастыря Гандан-Тэгчинлин, и все пространство между этими монастырями» усеяны отступающими в беспорядке китайскими войсками. Кто-то сбегал за биноклем, который начали передавать из рук в руки. В бинокль Першин увидел: «Многие солдаты бежали без теплой одежды и обуви, без котомок. Люди, лошади, телеги — все было перемешано. Среди этого беспорядочного месива изредка виднелись обозы с оружием и провиантом». Громадная колонна мимо Гандана выходила на Кяхтинский тракт и бесконечным потоком тянулась на север[115].

«Страшно было смотреть на нее, — вспоминал другой свидетель, — и не верилось, что горсточка наступающих смогла обратить в бегство эти двигавшиеся сплошной черной стеной тысячи вооруженных людей». Они беспрепятственно покидали город, лишь на следующий день Унгерн выслал в погоню Резухина, приказав смять колонну на марше, но китайцы не подпустили к себе его конницу. Руководил этим боем полковник Лян Шу — единственный из высших офицеров, кто не сбежал вместе с генералами и не потерял голову от страха.

Ближе к полудню толпы отступающих поредели, а затем и сошли на нет, оставив за собой покрытые брошенной амуницией улицы. Город вновь обезлюдел. В доме у Першина с нетерпением ждали известий из Консульского поселка, но на улицу выходить боялись. Наконец около трех часов дня заметили группу всадников, неторопливо приближавшихся со стороны Половинки. По коням и посадке видно было, что это казаки. Стоя у ворот, першинские постояльцы отсалютовали им дубинками.

Унгерн еще находился в Маймачене. Здесь ему достались громадные трофеи — полсотни пулеметов, свыше четырех тысяч винтовок разных систем[116], гарнизонные склады с экипировкой, медикаментами, фуражом, продовольствием. Муки, правда, было немного, и то преимущественно гороховая. Надежда пополнить запас патронов тоже не оправдалась, но неделей позже удалось захватить караван с «огнеприпасами», который с востока шел к Урге, не зная, что она уже пала.