Бармен из Шереметьево

— Петя! Павлик! Проводите Иваныча в 119-ую да посмотрите, чтоб койку дали лучшую — у окна и подальше от параши. Да соточку нектару праведнику с дороги!

— Следующий!!!

А что вам снилось в новогоднюю ночь?

Луковицы

На многих барселонских открытках можно видеть огромный 96-футовый парусник «Садко», покрашенный в цвета ментовского УАЗика. Сегодня на нем катают туристов — смотреть на закат, причем название новые хозяева, которым я продал эту красоту, не изменили. Принадлежал «Садко» моему бизнес-партнеру Хельмуту, но он так ни разу до Испании и не доехал. Я жил на том паруснике лето 98-го и 99-го года. Замечательно, следует признать, жил. Теплыми вечерами на палубе собирались интереснейшие персонажи — по мачтам просто так, без нужды, ловко лазил артист Пепе с огромной бородой. Никто не мог определить его возраст — по виду ему было лет 70, но был он чрезвычайно гибок и голос имел мальчишеский. Часто приходил львовский бандит-строитель Тарас, про которого говорили: «Держит Барсу». Он всегда приносил много вина, был тих и застенчив. Заглядывал подкокаиненный Витя Коптев — тот, что запустил очень оригинальный бар The Hook рядом с Рамблой. Неудавшийся угонщик самолета Миша Овечкин приводил своего длинного друга-голландца, и тот играл нам на банджо. Люди разные, но было у них одно общее — оставляли, гады, срач, бардак и прочий беспорядок.

Но вот как-то поздно вечером мы услышали с берега жалостливое: «Хлопцi!» Костя-матрос, фамилия его, кстати, Священный, подпрыгнул как ужаленный, повел носом и быстрее ветра метнулся на берег. Через минуту он привел двух расстроенных дам лет тридцати с небольшим. Дамы рассказали, что работают на сборе лука в Валенсии, что это их первый выходной — они приехали провести его в Барселоне и опоздали на последнюю электричку. Были они из Западной Украины, и работа по 10 часов в позе пьющего оленя их ни капельки не напрягала: «Где мы еще такие деньги заработаем?» Девки пели украинские песни, ржали как кони, так что эхо летело над гладью воды, и пили дешевое вино, но зато утром все перемыли и протерли. Я их, конечно же, снова пригласил в гости, но они больше не появились, а стали присылать подружек из своей бригады — таких же развеселых и опрятных. Корабль сиял чистотой! Мы с любовью называли девчонок «наши луковицы». Потом они разом пропали куда-то. Видно, весь лук собрали.

Одесса

Утром Одесса пахнет цветущей акацией.

Еще нежарко, воздух чист, нет пока необходимости переходить на теневую сторону улицы — и там, и тут шагать одинаково приятно. Это час деловых людей. Одесских деловых людей — есть такой подвид, хотя многие скажут, что эти слова нельзя заключать в одно предложение.

Поселился я на улице Еврейской, в прошлом Бабеля, — аккурат между бывшим КГБ в синих елях и ментовской управой. С огорчением должен отметить, что внешне одесский правоохранитель в подметки не годится московскому. То есть он похож на московского, но двадцатилетней давности. Нет на нем костюма от Brioni, а есть светлая опрятная и поглаженная супругой рубашка с короткими рукавами и погончиками, светлые же штаны на ремне и непременно белесые туфли в мелкую дырочку. Обязателен животик, необязателен, но широко представлен глуповатый галстук. Часто правоохранитель несет папку и строго говорит по телефону. Телефон корейский — коррумпированный московский чекист таким и руки не испоганит.

У синагоги надевает яркую строительную жилетку самоназначенный парковщик. Бизнес его тощ и становится только тяжелее — в Одессе и раньше с лохами было непросто, а уж сейчас-то и вовсе никто самозванцу за парковку платить не хочет. Еще и побить могут. При любом раскладе ему сегодня предстоит много узнать о себе и маме. Он делает озабоченное, несколько скорбное лицо и ступает на теплый асфальт.

Довольно много на моей улице куда-то бегущей молодежи. Все они в майках с английскими словами и обрезанных по колено джинсах. На ногах — вьетнамки, а в ушах — наушники.

На Бунина — ремонт. Суперленивые похмельные рабочие втроем втыкают провод в розетку — они будут устанавливать входную группу в магазин. Истошно и с акцентом кричит на них иностранный турок-прораб.

Через час, покончив с завтраком, я выхожу из Fankoni в совсем другую Одессу: на улицах уже жара, пыльно, полно праздного народу, а божественный запах цветущей акации исчез без следа до следующего утра.

Никогда не разговаривай с неизвестными

Престранный случай произошел со мной в Голубой мечети Стамбула. В хорошем настроении с двумя московскими дизайнершами подъехали мы к исламской святыне. Внутрь, однако, нас не впустили.

— Только для молящихся! — закинув, как тетерев, голову, прямо перед нами закричал охранник и повесил соответствующую надпись.