Барков

Знал ли Барков о нашумевшей драке в питейном доме виноторговца Юберкампфа на Большой Миллионной? Скорее всего, знал. Но так ли все было, как изложено в пушкинской записи? Автор книги «Алехан, или Человек со шрамом: жизнеописание графа Алексея Орлова-Чесменского» В. А. Плугин предложил иную версию происшествия, основываясь на других исторических источниках: по-видимому, Алексей Орлов и Александр Шванвич могли сражаться в кулачном бою, и именно в кулачном бою Шванвич, вопреки правилам, подло прибегнул к оружию, оставив на лице красавца Орлова глубокий шрам во всю щеку от сабельного удара. И было это между 24 сентября 1754 года и 24 сентября 1755 года или же между 1756 и 1757 годом^[151].

Драки гвардейцев, к которым имел честь принадлежать Алексей Орлов, и лейб-кампанцев, к которым имел счастие принадлежать Александр Шванвич (лейб-кампания была создана из гренадерской роты Преображенского полка Елизаветой Петровной; лейб-кампанцы охраняли дворец и соответственно царственных особ), — дело обыкновенное. Стычки их друг с другом, с обывателями, наконец, просто с теми, кто попадался им под горячую руку, в Петербурге случались часто. А кому как не Баркову, драчуну, который за драки не раз был наказан, не знать упоения и восторга такого рода забав. Впрочем, забавы эти нередко кончались тяжкими увечьями их участников. Нельзя читать без содрогания заключение лекаря, освидетельствовавшего раненого в драке 19 августа 1755 года переводчика главной полиции Петербурга Карла Болсена:

«…У правой ноги большая кость пониже колена переломана, в кисти в суставе вывехнута; на большой кости рана до крови. Вся нога синя, багрова и спухла. У правой щеки на правой стороне губа на три пальца сквозь сечена. Также и зубы на той же стороне все выбиты. И прочие остальные зубы шатаютца. На голове на левой стороне близ темя до кости рана на три палца.

Спина, бока и плечи сини и на иных местах и кожа збита»^[152].

Бедного Карла Болсена лейб-кампанец Петр Коровин бил не только кулаками, но и сломанным кием (драка началась в трактире перчаточника Самуэля Форшмана на Невском проспекте в биллиардной). Но и кулачные бои, где были свои правила, воспрещавшие драться чем-либо, окромя кулаков, и, что также чрезвычайно важно, не бить лежачего (это правило кулачного поединка дошло до нас в речевом словоупотреблении, приобрело в речи не столько прямой, сколько переносный смысл), приводили и к тяжким увечьям, и нередко к смертельным исходам. Доброе сердце императрицы Елизаветы Петровны не могло этого перенести: кулачные бои угрожали жизни и здоровью ее подданных. 3 июля 1743 года государыня именным указом воспретила кулачные бои и в Петербурге, и в Москве и повелела накрепко смотреть за этим главной полиции. В 1751 году, когда в кулачном побоище на Миллионной улице полегло много людей, указ пришлось повторить.

Конечно, никакие запрещения кулачных боев уничтожить не могли. И всё же надобно, как нам представляется, обладать известной смелостью, чтобы вопреки императорским указам воспевать в стихах кулачный бой и кулачных бойцов. А если учесть, что издавна духовенство считало кулачные бои бесовской забавой, наказывало их участников отлучением от церкви, не отпевало убитых в кулачных сражениях, то тем более надо оценить дерзость Баркова, сына священника, который сочинил «Оду кулашному бойцу». Ода не печаталась, но широко распространялась в списках.

Хмельную рожу, забияку,
Рвача, всесветна пройдака,
Борца, бойца пою, пиваку,
Ширяя в плечах бузника (78).

«Буза — сусло, молодое пиво или брага, неуходившаяся, солодковатая. Особый напиток, густой и мутный, род пшеничного кваса; делают также пьяную бузу из наливаемой кипятком каши смешанных круп: гречневых, ячных, овсяных и пшеничных, повеселяя ее хмелем. Яблочный или грушевый квас, сидр. <…> Бузник — делающий и продающий бузу»^[153].

Бузник — главный герой барковской оды. Другой герой, тоже главный, — лакей Алешка:

Между хмельнистых лбов и рдяных,
Между солдат, между ткачей,
Между холопов, бранных, пьяных,
Между драгун, между псарей
Алешку вижу я стояща,
Ливрею синюю спустив,
Разить противников грозяща,
Скулы имея взор морщлив,
Он руки спешно простирает,
В висок ударить, в жабр жадает (80).