И еще одна легенда, которая не может не привлечь нашего заинтересованного внимания. О ней рассказал в 2015 году на страницах журнала «Нева» известный исследователь истории Петербурга и петербургского городского фольклора Н. А. Синдаловский:
«Согласно преданиям, именно этот великий похабник и замечательный поэт придумал знаменитую по своей лаконичности надпись к памятнику Петру I на Сенатской площади „Петру Первому Екатерина Вторая“. Будто бы за это императрица выдала ему сто целковых, что по тем временам было целым состоянием. Рассказывают, что через несколько дней друзья и собутыльники великого гуляки и пьяницы решили узнать, как он собирается вложить такие немалые деньги. В ответ Барков продекламировал экспромт:
Об этой истории сохранилась и другая легенда. Будто бы в конкурсе на надпись к памятнику, объявленном Екатериной, действительно победил Барков. Но учитывая специфические особенности его личности, результаты конкурса решили не предавать огласке. Однако подпись использовали. Когда, к своему немалому удивлению, Барков увидел на пьедестале памятника Петру I хорошо знакомый родной текст, то тут же сбегал за кистью и краской и вслед за словами: „Петру Первому Екатерина Вторая“ приписал: „обещала, но не дала“, напомнив таким откровенно двусмысленным образом не только об обещанном якобы гонораре, но и о личных качествах любвеобильной государыни. Похоже, он никогда себе не изменял»[145].
Разумеется, Барков не мог оставить свою надпись на постаменте Фальконетова монумента: памятник Петру I был торжественно открыт в 1782 году, когда Баркова уже 14 лет не было в живых.
Попутно заметим, что если бы такое случилось, то, конечно, Екатерина II оценила бы остроумие скабрезной двусмысленности. Анекдот повествует о том, как однажды проситель добивался исполнения повеления, данного еще Петром I, который в сердцах начертал на его прошении резолюцию: «Дать ему х..!» Когда доложили императрице об этом, она смиренно заметила: «Сообщите просителю, что я и этого ему дать не могу». И еще: Екатерина II царственно умела не видеть и не слышать того, что ей не надлежало видеть и слышать. В другом анекдоте представлено, как адмирал В. Я. Чичагов рассказывал Екатерине II о победе над шведским флотом:
«…Адмирал <…> ругал трусов — шведов, причем употреблял такие слова, которые можно слышать только в толпе черного народа. „Я их… я их…“ — кричал адмирал. Вдруг старик опомнился, в ужасе вскочил с кресел, повалился перед императрицей…
— Виноват, матушка, Ваше императорское Величество…
— Ничего, — кротко сказала императрица, не дав заметить, что поняла непристойные выражения, — ничего, Василий Яковлевич, продолжайте; я ваших морских терминов не разумею.
Она так простодушно говорила это, что старик от души поверил, опять сел и докончил рассказ. Императрица отпустила его с чрезвычайным благоволением»[146].
И все-таки… Фальконе по приглашению Екатерины II приехал из Франции в Петербург в 1766 году. Баркову тогда еще оставалось жить два года. Началась напряженная работа. Памятник был задуман так, что русский царь должен был на коне, простирая благодетельную руку над своей страной, подняться на скалу. Скала мыслилась скульптором как постамент царственного всадника и одновременно как своеобразный символ преодоленных им трудностей. Голову императора, которая не удавалась Фальконе, вылепила его ученица Мари Анн Калло, ставшая потом его женой. Чтобы вылепить коня, во дворе мастерской соорудили помост с таким же наклоном, как у задуманного постамента. Берейтор взлетал на прекрасном коне из царской конюшни, у самого края вздергивая его на дыбы. Скульптура коня удалась. Фальконе решил бросить под его копыта змею — символ злобы, препятствующей великим деяниям великого монарха.
В 12 верстах от Петербурга нашли огромный Гром-камень. Его так называли, потому что некогда его разбила молния, оставив глубокую расщелину. По легенде Петр I поднимался на этот камень, обозревая окрестности. В 1770 году с невероятной изобретательностью и трудами камень был доставлен на Сенатскую площадь. Но Баркова-то ведь уже на свете не было. Ему не суждено было увидеть созданную Фальконе модель, которую выставили на всеобщее обозрение и которая вызвала и восторг, и негодование, то есть принесла ее автору «славы дань, кривые толки, шум и брань». В 1770 году В. Г. Рубан сочинил две стихотворные надписи, которые тогда же, в 1770 году, были изданы под названием «Надписи к камню, предназначенному для подножия статуи императора Петра Великого», а потом добавил к ним еще одну. Особенной популярностью пользовалась первая надпись: