Сравнение Николая I с Петром I есть и в стихотворении М. Суханова «Чувства Русского крестьянина при Священнейшем Короновании Императора Николая Первого»:
Пройдет время, и Пушкин увидит в Николае I нечто всё больше от прапорщика и всё меньше от Петра I. Но в 1826 году Петр I — образец великого государя, которому должен и, как казалось Пушкину, может следовать взошедший на престол император. Эта мысль сближает пушкинские «Стансы» с барковской одой. И у Баркова, и у Пушкина Петр I — герой, свершитель тяжких трудов, «вечный работник» на троне, милостивый отец своих подданных. Впрочем, это наблюдение не отменяет присутствие цитат и реминисценций в пушкинском тексте из «Слова похвального Петру Великому», поэмы «Петр Великий», од Ломоносова, од и стихотворений Державина[122]. В свою очередь, цитаты и реминисценции из сочинений Ломоносова не отменяют того, что в «Стансах» Пушкина сказывается и ода Баркова.
Мотив милости и милосердия занимает особое место и в оде Баркова, и в «Стансах» Пушкина. Сравним:
Чрезвычайно интересно: рифма «подобен-незлобен» есть и у Баркова, и у Пушкина. Но не менее интересно то, что эта же рифма встречается в стихотворении И. И. Дмитриева «К А. Г. Севериной», увидевшем свет в «Московском журнале» в 1791 году (то есть после оды Баркова, но до «Стансов» Пушкина) и впоследствии (с 1803 года) неоднократно перепечатывавшемся в изданиях сочинений Дмитриева:
Приведенные строки были обращены к младенцу-сыну Анны Григорьевны Севериной, родившемуся в 1791 году Дмитрию Петровичу Северину, ставшему впоследствии товарищем Пушкина по литературному обществу «Арзамас». Цитата из стихотворения Дмитриева придавала «Стансам» Пушкина иронический смысл. Благодаря ей император Николай I представал в роли дитяти на троне, к которому поэт обращается с поучениями: «Во всем будь пращуру подобен». Возможно, что рифма «незлобен — подобен» заимствована Пушкиным у Дмитриева. Но возможно и другое предположение: рифма эта могла восходить у Пушкина и к оде Баркова. Слово Пушкина многозначно. Оно включает в себя высокий одический пафос и в то же время иронию, которую почувствовал П. А. Катенин, считавший, что пушкинские «Стансы» — «плутовские», ибо в них поэт «перетолковывает» «всё на другой лад»[124].
Но вернемся в 1762 год, к Баркову. Мы не знаем, одарил ли Петр III поэта за его торжественную оду золотой табакеркой, или же перстнем, или еще каким награждением, что было в обыкновении того времени. Ну что же:
Мог ли Барков, после столь знаменательного события в его жизни, быть замеченным императором и даже войти в его ближнее окружение? В сущности, невозможного здесь нет, если учесть известный демократизм царя. С молодых лет Петр III любил играть с пажами, егерями и лакеями, что очень беспокоило его тетушку Елизавету Петровну, которая, впрочем, и сама не гнушалась проводить время со своими горничными. Император, поклонник итальянской музыки, запросто принимал у себя итальянских певцов и актрис. Почему бы не оказаться рядом с ними и пииту Баркову? В записи Пушкина сохранен рассказ старой фрейлины Натальи Кирилловны Загряжской, которая, будучи девочкой, видела Петра III в доме своих родителей:
«Я была очень смешлива: государь, который часто ездил к матушке, бывало, нарочно меня смешил разными гримасами; он не похож был на государя» (VIII, 87).