Барабаны пустыни

И я Ису потерял, о сын Саадаллы. Он был единственным моим ребенком. А кто не оставил потомства на этом свете, тот не жил вовсе. Вот ты рискнул всем, что есть у тебя, и пришел, несмотря на полицию и розыски. А зачем? Соболезнованиями Ису не вернешь, так зачем было идти на такой риск?

Абу Шагур принялся бормотать стих из Корана, когда шествие завернуло в одну из главных улиц, ведущих к кладбищу. На тротуаре были повсюду расставлены столы со стаканчиками чая и чашками кофе, с наргиле. Несмотря на уличный шум, Абу Шагур слышал, как кто-то молился о прощении, а кто-то читал короткую суру Корана.

Он бросил взгляд в сторону и увидел закутанного в старый бурнус шейха — тот стоял, прислонившись к стене. Пожилой мужчина, одетый в измазанный глиной костюм цвета хаки, поднялся с тротуара и почтительно поклонился. Стоявший неподалеку европеец снял шляпу и отступил немного назад. А все остальные равнодушно слонялись по тротуару, как будто ничего не произошло. Он опустил голову и углубился в свои мысли…

Когда он вместе с начальником уезда вернулся домой, соболезнующие уже удалились. Но плач не смолкал. На полу корчилась в рыданиях старуха. Он прикрикнул на нее:

— Хватит! Прекрати плакать!

Вздрогнув, она подняла голову и, словно прося о помощи, сдавленно прошептала:

— Сын Саадаллы…

Дядя Абу Шагур обменялся быстрым взглядом с начальником уезда. Брови его поползли вверх, он уже начинал понимать случившееся, когда старуха добавила осипшим от слез голосом:

— Пришли и схватили его… Они избили его, словно ишака, здесь, прямо на моих глазах. Как козла за собой потащили!

Она вновь зарыдала, а дядя Абу Шагур, привалившись к стене, спрашивал себя, плакать ли ему теперь по своему Исе, по сыну Саадаллы или по обоим вместе…

Начальник уезда достал платок, провел им по лбу, будто вытирал пот, и стал разгонять несуществующих мух. Второй раз он уже оказался в неловком положении. Он откашлялся и робко сказал Абу Шагуру:

— Может, направим ходатайство?

Абу Шагур тупо уставился на него а не ответил. Это, вероятно, означало то, что он отвергает предложение.

Прощаясь, начальник уезда что-то долго говорил Абу Шагуру, но тот не слушал. Оставшись один, он взял коврик, повернулся в сторону киблы, приготовился к послеполуденной молитве и прочел «Фатиху»…

Закончив молитву, он попросил прощения у аллаха. Он молил всевышнего оградить раба его от шайтана неверного. Потом сел, поджав под себя ноги и перебирая четки. Потер их обеими руками. Вынул носовой платок из кармана. Понюхал толченого табаку. Чихнул три раза. Затем поднялся и засеменил в гостиную. Запах смерти еще не рассеялся там. Снаружи темнело. Торжественная тишина стояла вокруг. Он открыл железный сундук, вынул винтовку. Погладил ее своими искривленными пальцами. Заботливо вытер куском старого муслина. Поколебался — и вставил обойму. Сунул в карман маленькую книжечку Корана, повесил четки на шею, вскинул на плечо винтовку и вышел.

Постоял немного у ограды, прислушался к плачу старухи. Понаблюдал, как солнце окрасилось в багровый цвет и скрылось за горизонтом. Послал проклятие шайтану — про себя и вслух — и пошел по направлению к городу.

Перевод И. Ермакова.

Собаки

Сначала она не обратила на него никакого внимания: так, стоит себе какой-то бездельник. Но, отойдя от парадного подъезда, оглянулась: поджарый уж больно, точно голодный пес… и зубы оскалил… Может, и язык высунет, словно собака, томящаяся от жажды?

Она ждала долго. Маленькая стрелка часиков подбиралась к десяти. Еще не поздно… Ей вспомнилась не затухающая вот уже больше месяца газетная перебранка с транспортной компанией «Наср». Раньше ей казалось, что газеты, как всегда, преувеличивают, а теперь, когда ее автомобильчик пришел в негодность, она убедилась воочию: все верно. А тут еще этот тип сзади — ловелас в нестираной сорочке… Ловелас? Волк уличный, таких здесь на каждом углу встретишь — стены подпирают без цели… И когда они только спят?

Машины вихрем проносятся мимо. Некоторые притормаживают, водители язвят взглядами, мысленно раздевают… От таких она с раздражением отворачивалась. Стоявший у подъезда мужчина подошел ближе, ужалил взглядом в спину. Ехидна!

— Ждать нет смысла… Автобус не придет. Три автобуса сломаны, остальные стали сразу после девяти на площади Революции — дальше не пойдут.

Женщина не обернулась, промолчала. Молчание становилось неловким, и он попытался еще раз:

— У меня друг живет неподалеку… Пойдем к нему, он тебя подвезет. У него есть машина.

Господи, как глупо и пошло! Тысячи раз она от знакомых слышала про подобное, а подруги просто все уши прожужжали — делились опытом… Знакомая сцена примелькалась, как карикатуры на последней странице газет, которые муж просматривает за завтраком, попивая кофе. Она поправила часы на запястье: уже десять.