Баллада об ушедших на задание. Дот

Что было сказано командиру полка - неизвестно. Он не понравился Иоахиму Ортнеру сразу. И не потому совсем, что принял майора сдержанно; они солдаты, соревноваться в любезностях им не к лицу. Но полковник был плебей, Иоахим Ортнер понял это с первого взгляда и, видимо, чем-то неосторожно выдал себя, потому что тотчас по глазам полковника прочел: тот догадался, что майор Ортнер сразу и точно определил его социальные координаты, и уже за это одно возненавидел Иоахима Ортнера так, как могут ненавидеть только плебеи: за происхождение, за положение, за умение держаться - просто за то, что ты не такой, как он, не плебей. За то, что он не может, не имеет права сейчас, сию минуту, немедленно, вот здесь же уничтожить тебя, втоптать в грязь, унизить - что угодно, только бы доказать свое плебейское превосходство…

Полковник был типичный прибалт: высокий, широкий в кости, с резкими, будто их сработали одним взмахом топора, чертами лица; глубоко посаженные серые глаза, пепельная, аккуратно подстриженная щетина волос; кисть большая и сильная, с длинными выразительными пальцами. Викинг с картинки! Что бы такую внешность человеку комильфо! Нет, плебею досталось. Плебейство не таилось в нем, оно выпирало в каждой мелочи: как полковник хрустел пальцами, как бездарно был пошит его тщательно выутюженный мундир, как он почесывал кончик носа мундштуком. И сам мундштук, набранный из разноцветных кружочков прозрачного плексигласа, этот мундштук, даже не будь всего остального, один выдал бы полковника с головой; он сразу бросался в глаза, был вроде предуведомления: «Я плебей!…» Это был настолько крикливый мундштук, что Иоахим Ортнер непроизвольно поморщился. Ну, плебей, подумал он, ну и что? Мой бог, нашел чем хвастать!

Невысказанная пикировка проявилась лишь в том, что Иоахиму Ортнеру даже чашки кофе не предложили с дороги. Про батальон полковник сказал, что это типичная молодая часть - не лучше и не хуже ей подобных. (Ортнер тут же (вспомнил поговорку фельдфебеля, который вбивал в курсантов военной школы премудрости шагистики. «Я алхимик! - говорил фельдфебель, - из зеленого дерьма я умудряюсь выковать стальные штыки!»)

Батальон был расквартирован в этом же селе. Но Иоахим Ортнер даже толком познакомиться со своими офицерами не успел. Полковник вызвал его к себе, приказам немедленно выступить с батальоном и к 9.00 взять красный дот.

Почему именно к девяти, было неясно. Как следовало из приказа, в 4.00 оборонительные сооружения красных подвергнет обработке авиация, о чем уже было согласовано в соответствующих инстанциях. Хорошо, рассуждал Ортнер, в четыре потрудится авиация, затем на красных бросятся мои овечки. Где логика? Целая механизированная дивизия зубы обломала, тогда они посылают батальон… И дают запас пять часов, хотя для того, чтобы взбежать на холм, и пяти минут хватит. Значит, они все-таки допускают, что дот мы возьмем не сразу, атаку придется повторить, и на этот случай придают мне батарею гауптмана В.Клюге - четыре 75-мм пушки? Сотни танков, десятки орудий ничего не добились, а эти четыре пушчонки проложат нам дорогу, чтобы не позже 9.00 я доложил о победе?…

- Могу я узнать, оберст, кто это гауптман Клюге? - спросил Иоахим Ортнер, чтобы выгадать время на раздумье.

Приказ застал его врасплох. Конечно же, он и виду не подал, внешне был деловит и сдержан, но в мозгу вертелась карусель, он пытался понять все подводные течения и принять решение единственно правильное. От предельной сосредоточенности заломило в висках, и Ортнер уже не видел ничего вокруг, кроме кончика плебейского носа господина оберста. Во всем мире остался лишь кончик носа, который господин оберст ib раздумье почесывал своим плебейским наборным мундштуком.

- Гауптман Вилли Клюге - лучший артиллерийский офицер в приданном полку дивизионе…

Голос уплывает в сторону, скользит мимо сознания. Майор Иоахим Ортнер смотрит, как шевелятся жесткие губы господина оберста. Пока шевелятся губы, можно взвесить все про и контра… Конечно же, риск велик. Но с другой стороны, чем труднее победа, тем выше честь. Имею ли я право рисковать? Да, имею, но в небольших пределах. Я не рвусь в герои - мне важен послужной список. Понимает ли это полковник? А вдруг ему не успели сообщить о дяде? Случая не было - и генерал не сказал… Или же знает и злорадствует, ведь у него есть оправдание - мол, хотел как лучше, считал, что дело верное, прекрасная возможность отличиться… Ах, как все запутано, как мало шансов… Но я ведь не трус! Я только не хочу рисковать напрасно. Не хочу одним разом потерять все только потому, что полковника вовремя не предупредили. А если предупредили?…

Он всматривался в невозмутимое лицо командира полка, но не прочел ничего - ни утешительного, ни настораживающего. Так в смятении чувств он и покинул штаб. Его «опель» возглавил колонну. Грузовики трогались тяжело и шумно. Оглядываясь назад, Ортнер видел в полном свете фар их расплывающиеся массы, от них передавалась уверенность, которая была ему так нужна сейчас на этом совершенно пустынном шоссе.