Баллада об индюке и фазане

– Вашу, значит, собственную зажигалку?

– Ф-фу! Вот именно!

– И кто же вам ее подарил?

– Я же сказала – не знаю.

Это была чистейшая правда, и все же Званцев посмотрел на меня недоверчиво.

– С другой стороны, – начала я оправдываться, – это я сама и спровоцировала. Не надо было мне хвалить собственную зажигалку.

Званцев имел полное право рассердиться на мою бестолковость. Я поняла это, когда он, помолчав, задумчиво предложил:

– Давайте, лучше я буду задавать вам вопросы. А вы будете на них отвечать.

– Ладно… – вздохнула я. – Только давайте разговаривать по дороге.

– По дороге куда?

– К дяде Вернеру.

И поскольку это имя нуждалось в комментариях, я объяснила – моя сестра замужем за дядиным родным племянником, следовательно, он и мне теперь дядя. Все получилось складно – Званцев видел, как Кузина с Кузеном ворковали на палубе трамвайчика.

Тем не менее идти к дяде Вернеру Званцев отказался, хотя я и описала ему всю сцену дарения зажигалки.

– Значит, единственное вещественно доказательство уже не является доказательством, – только и заметил он. – Отпечатки пальцев на нем стерлись.

– На нем были дядины отпечатки! – вспомнила я. – Он последний брал в руки зажигалку. Потом – я.

– Ну вот. И мы не можем установить, кому из четырех она принадлежала. Потому что все четверо могут от нее отказаться. А доказательств у нас нет. Никаких.

– Черт бы побрал эту зажигалку! – разозлилась я. – Так, значит, я вас зря искала? И убийца спокойно уедет завтра с острова, и отправится в свое кругосветное путешествие, и будет дышать морским воздухом, и будет болтаться по Рио-де-Жанейро, а на вас будет висеть дело! Приятная перспектива!

– Постойте, постойте! – всполошился Званцев. – Какое еще кругосветное путешествие?

– Они все четверо – моряки! – объяснила я, как младенцу. – Ходят в загранку. У них есть боны. И они куда-то собираются, во всяком случае двое из них, но кто именно – я не поняла. Они говорили, что будут заходы. И даже если предположить, что Эдвин тут совершенно ни при чем, он еще мальчишка, то все равно остаются три человека, которые не сегодня-завтра смоются из Риги.

– Черт знает что… – пробормотал Званцев. – Похоже, что вы правы. Что же делать-то?

– Вы не можете уйти отсюда? – сообразила я. – Вам нужно быть именно здесь? Теперь хоть ясно, почему вы сказали насчет невесты. И не оправдывайтесь, пожалуйста. Это же ваша работа, Предлагаю вариант – вы даете мне инструкции, я возвращаюсь в усадьбу и выполняю нх со всей доступной мне точностью. А утром, если вы только пробудете здесь до утра, прибегаю и докладываю вам о результате.

– Какие, к лешему, инструкции… – вздохнул Званцев. – Ну, что вы можете предпринять…

– Все, что потребуется!

Я не врала. Бегаю я быстро, особенно на короткие дистанции. Реакция у меня хорошая – я была в институтской сборной по волейболу. Плаваю отлично. А главное – чтобы мне попала вожжа под хвост. Тогда я способна на всякие чудеса.

– Чего уж теперь от вас требовать… И он очень выразительно посмотрел на мое поролоновое пузо.

Если бы мне сейчас подвернулась под руку любимая Кузина, у Званцева прибавилось бы еще одно уголовное дело.

– Так как же быть? – в панике спросила я. – Вы не можете покинуть пост, А я ни к черту не гожусь! Значит, они так и уйдут неизвестно куда?

– Мне что-то кажется, что я знаю, куда они пойдут… – загадочно сказал Званцев. – И если это так – лучше, наверно, выйти им навстречу. Пошли.

И тут я обнаружила в своей правой руке босоножку…

Вылезать с босоножкой в руке из-под липы я никак не могла.

– Вы идите, – смущенно попросила я, – а я сейчас… Мне кое-что поправить надо.

– Понимаю.

Званцев решительно шагнул из-под липы.

Я, застегнув босоножку, поспешила за ним, Некоторое время мы шли молча.

– А вам ничего не будет? – вдруг спросила я.

– Это как?

– Ну, вы же ушли…

– Ничего не будет. Это мое дело.

– Но все-таки оставить пост…

– Да не переживайте вы из-за меня. Если хотите знать, на этот пост я сам себя поставил.

– А разве это возможно? – очухавшись, спросила я.

– Возможно. Во всяком случае, я попробую вам объяснить, каким образом это возможно.

Уже не первый раз я слышала из его уст отвратительно гладкую фразу. И я твердо решила – если это повторится, сделать Званцеву втык. Нельзя так говорить с людьми – во всяком случае, с живыми людьми, покойникам, может, такой синтаксис и нравится, есть в нем что-то неживое…

– Сейчас в музее очень интересная выставка – слыхали?

– Кожаная пластика, что ли? Мы завтра собирались пойти.

– Представляете, что это такое?

– Это когда из кожи изготавливают не кошельки и подошвы, а сундуки, вазы, рожи и ножи с вилками.

– Ну, предположим. Так вот, на этой выставке есть работы одного интересного мастера…

– Ножи с вилками? Или другая посуда? Как подумаю, на что эти интересные мастера переводят кожу…

– Да нет же, это нормальный мастер! Он делает замечательные переплеты. Без всяких выкрутасов, честное слово! От старинных не отличить.

– А вы откуда знаете?