Бакинский этап

Как мы узнали позднее, в ту же ночь исчезли ещё шестеро свидетелей волжской трагедии. Остались ли они живы? Я не знаю. Знаю только, что меня спасло нежданное явление японцев. Сорокалетие назад спасал их я и мои товарищи. Теперь они спасли меня. Вроде бы закономерно. Но удивительно: чтобы вот так вот… В последний миг явиться и спасти! Ведь ещё минута–другая, и мы бы разминулись. Я уехал бы на дачу к Ивану Павловичу… И успел бы… вслед за ним… Так как же всё это следует понимать? Как Перст Божий, в меня обращенный?! И это означает тогда, что делаю угодное Ему? И Он…?!!!

Взваливать ещё что–то на Всевышнего я не стал. Поехал в посольство. Посол пригласил шефа службы безопасности. Одно понял из кратенького их разговора: отныне спецслужба «Их Величеств» постоянно будет рядом с моими близкими и нас одних не оставит.

— Японский народ вас, Додин–сан, охранит. Вы нам дорогой человек… Самый дорогой!

Вечером 11–го декабря было решено: передаче о «Бакинском этапе» быть. Но готовили её теперь по–тихому, втайне даже от сотрудников! И 21–го декабря с 16.00 московского времени радиостанция «Россия», под Реквием Моцарта, начала передачу моего полуторачасового рассказа–свидетельства. Снова, — и в который–то раз, — страшные видения на Волге проплывали перед моим уже давно привыкшим видеть увиденное тогда «мысленным взором». Снова и снова переживал я все те же чувства, которые обрушились на меня в ту первую ночь у красно–глинского берега…

И в который раз за прошедшие с того часа годы подумал, — внезапно уставая смертельно: да кому нужно оно — свидетельство моё — сегодня, сейчас, во дни крушения непутёвой империи, спустя более полувека с того мгновения, когда раскрылись люки танкеров и мы впервые увидели их содержимое?! Кому нужен мой рассказ, сорокалетие пролежавший под спудом ущемлённой обстоятельствами бедной памяти моей, а потом в письменном столе? Его герои истлели. Растворились в волжских водах. Слились в Каспий. Воспарились туманами. И уже давно, — и не раз, — излились обратно на Землю жизненосными дождями…

И что вообще для человечества эти «какие–то» 110 тысяч душ, порастерявшего по войнам, эпидемиям, голодоморам, раскулачке, депортациям, лагерным экзекуциям и автомобильным катастрофам бесчисленные сотни миллионов своих злосчастных детей?

Смерть — невообразимо мучительная — настигла моих героев более полувека назад. Значит, давным–давно исчезли их родители, что взрастили их, любили, помнили до последнего своего часа. Давно ушли их братья и сестры, что росли с ними, тоже любили, и ждали с войны. Наверно, ушли, не дождавшись, их старшие дети, надеясь до смерти своей, что дождутся они тех отцов. И давно, — исстрадавшись, обретая и теряя надежду, — ушли раздавленные ожиданием их жены и невесты…

Что и требовалось всем тем, кто этапы эти задумывал, гнал и… списывал. Всем тем, кто после смерти тирана под любыми предлогами оттягивал раскрытие преступлений большевистского режима, — сперва нагло и с рыком, потом под видом предотвращения гражданской войны, наконец,… за давностью той эпохи! И в видах грядущего примирения. Уже неизвестно кого с кем.

Значит, — всё, что мы сделали теперь, и из–за чего погибли Алексахин и Парнышков, — всё это зря? Да ничего это не значит! Теперь, как и всегда, значит для меня только оценка моих действий мамой, давшей мне жизнь и указавшей скромную цель, которой следую вот уже 45 лет и которой живу. Но на всё наложилось событие «30–го ноября» — Вспыхнувший Куст! Купина Неопалимая!

Потому всё то, что мы затеяли и осуществили, это ответ палачам! А что ответ этот был необходим, что он был обязателен, — знаком этого, Знамением, было Явление Его в японцах! Только так. Только так.

Купина Неопалимая!

… Лишь спустя месяц, провожая меня, Кошелев спохватился: передача–то о «Бакинском этапе», — она же 21–го декабря прошла! В день тезо–именитства! В сталинский день рождения. Надо же так! Значит, — с рожденьицем, дорогой Иосиф Виссарионович! Знаю, знаю: вины твоей в «Этапе» нет. Прямой вины. Не сомневаюсь: узнай ты о ней — ты бы и без раппопортов разобрался во всём. И в дополнение к прокурорским крестникам свои пули «в загривок» получили бы и булганины с багировыми — никого бы ты не пощадил из ослушников!

Но, согласись, и твоей вины в этом грязном деле хватает. Главная — немца–то в Сталинград ты привёл, задумав обмануть его и на его плечах, по–кавалерийски, ворваться в Европу. Ещё одна вина: беспредел в стране создал ты. А потому твои подручные, которые и без того владели всем, да и самой страной впридачу, не задумываясь, обратили 110 тысяч живых людей в стоимость «доставки» 673–х вагонов муки, «подвозки» 8977–и автомашин хлеба, «аренды» складов под ту же муку и рыбу. В «цену» инфраструктуры этапа. И в итоге, в 4 миллиарда 731 миллион рублей общей суммы ограбления народа в самый голодный год голодного военного времени. Это — без кавычек!

Вот теперь бы и поставить долгожданную точку в «деле» о преступлении 1943 года на Волге. Будто всё необходимое сказано. Ан нет. Не всё.