Бакинский этап

Нагнетаемое, получается, не без вашего КГБ межэтническое напряжение разрешится большой кровью, приведёт к отторжению от страны большинства национальных образований, как это случилось 11–го марта с Литвой, обязательно закончившись развалом Советского Союза! Неужели вы на Лубянке этого не понимаете? Вы же не душка-Горбачёв, хотя и он уже догадался, что «процесс пошел!«… Ведь целостность и безопасность страны — не «Внутренняя тюрьма» и «Граница на замке!», а спокойная, обеспеченная и счастливая судьба его простых граждан, Крючков! И это не Апокалипсисы. Это краткий перечень событий, которые обязательно произойдут, если вы немедленно не разрубите вами же завязанный и затянутый узел национальных проблем. И вы не хуже моего осведомлены, какая угроза маячит над людьми: ведь же и ваш «крючок», господин Крючков, стоит под постановлением об утверждении «Некоего Документа», в просторечьи именовавшегося «Атласом Целей», вновь, якобы, пересчитанным в 1988 г. «Атласа ядерных целей» с перечнем «факторов», ради «незамедлительного разрешения» которых этот людоедский документ создавался и уточнялся нашим пересчётом. Есть ваша виза и на соответствующих приказах 1971–го. А они требуют неукоснительно следовать расчётным параметрам этих самых «Атласов целей». А в них помимо глобальных, планетарных масштабов «факторов», проигрываются и «случаи» «малых внутренних конфликтов», когда дьявольское «оружие возмездия» /!/ должно использоваться для поражения целей в пределах государственных границ…

Классическая реакция скорпиона, загнавшего себя в ловушку!… Подумать только: ядерные боеголовки взрываются над… деревней водок под Петербургом! Или над цыганским табором в центре Бендер! Или над Армянским представительством в Армянском переулке столицы нашей многонациональной державы! Или над любым другим избранным субъектом Дружбы Народов! У нас, господин Крючков, всё возможно. /Аудиостенограмма. № 26.2/

… Итак, Иван Павлович Алексахин решился возвратиться к «Бакинскому этапу». Он хорошо понимал, что «Этап» — не встречи давно покойных фюреров, никого уже не интересующих, кроме специалистов и апологетов, хотя последние уже сменили гнилые зубы на свежие клыки. «Этап» — это семейный секрет бандитских кланов, наверняка давно уже прорвавшихся во власть. И вот им–то вот — наши разоблачения ни к чему!

Последним толчком, подвигшим Алексахина к действию, явился приём, организованный руководством КГБ для устроителей этого самого Учредительного Съезда. Торжество проходило в том самом клубном помещении на Большой Лубянской улице, где мы когда–то отмечали 60–и летие моего незабвенного опекуна Степаныча. Потому даже я подпал под ностальгическое обаяние памятного мне места. Что уж говорить о чувствах Алексахина!

Ужин волков и баранов прошел, в общем и целом, без эксцессов, если не считать что с тамадою его не получилось: северо–казказцы паясничать отказались и бокалов «за чего–то там» не пригубливали. А говорили лишь хозяева–вегетарьянцы… Но всё равно, Иван Павлович, политик с человеческим лицом, и тому был рад, что «сам факт встречи всё же имел место». Много ли надо старику? Немного… И, не известив меня, — получилось, будто, за моей спиной, — он сговорился с Сашей Кошелевым. И тот, полагая, что Алексахин все со мною согласовал, с радостью и с понятным волнением безусловно порядочного человека, включил рассказ о «Бакинском этапе» в программу передач новой радиовещательной станции «Россия». И именно в первый день выхода её в эфир — 10–го декабря…

Итак, сбывались наши с Иваном Павловичем надежды: через неделю — моё первое сообщение в эфире о «Бакинском этапе», чудовищном даже для «Государства ГУЛАГ» событии на Волге. Оно анонсировалось как «Этап из Баку», и планировалось как рассказ о пропавших без вести солдатах войны. Тогда страну начали трясти сообщения об обнаружении добровольными следопытами на местах былых сражений в Западных областях бесчисленных свалок солдатских останков, которых доблестная и непобедимая армия — за «делами» — «забыла» похоронить…

* * *

… Меня тревожит молчание Алексахина: с конца ноября не отвечают домашний и дачный телефоны. Меж тем, за два дня до передачи эфир «ужимают», я сопротивляюсь — не хочу комкать такое /!/ свидетельство! Но редакторы настаивают — время эфира строго регламентировано.