Бакинский этап

Мы еще припухали в следственной, а к Раппопорту явился вдруг некий Флейшер Натан Шлёмович. Оказалось, генерал. «Начальник управления горных лагерей УСВИТЛа». В военное время, когда каждый килограмм выколачиваемых из несчастных зэков золота и олова спасал, — как тогда считалось, — сотни солдатских жизней на фронте, этот деятель оставляет свой «боевой пост» на Колыме. Оказией, сломя голову, летит аж в Куйбышев, благо наши лётчики перегоняют самолёты с Аляски и по этому маршруту. И сходу, не поздоровавшись, «интересуется» у Ильи Соломоновича: «Известно ли ему, что его брат Макс Шлёмович, начальник продснаба БЕЗЫМЯНСТРОЯ, состоит в доверительных и, более того, в семейных отношениях с товарищем Багировым, другом Булганина?» И что «не его, брата, забота отвечать за организацию питания каких–то там врагов народа, этапированных не его БЕЗЫМЯНСТРОЕВСКОЙ, а чужими — Азербайджанской и Дагестанской — системами!

Ситуация… Мы никому, кроме Главного Военного прокурора, ни слова не сообщили. Ни единым словом своим подчинённым не обмолвились. Даже ещё не думали, кто из них делом этим займётся! А товарищ Флейшер у себя в Магадане уже всё знает! И прилетел за тридевять земель нас шантажировать. Каково? А ведь понимал, подонок, что одна наша телеграмма–запрос в Госкомитет обороны, и ему — крышка! Понимал. Однако, пугал. Значит? Значит, рыло у его родича и, возможно, у него самого, в пуху по уши! Но уверен: ему, — им, — всё это сойдет в лучшем виде…

Далее, тотчас объявляется некий же Файнблат. И сходу: «Он, — оказывается, — знать ничего не знает об этапе, и теперь только доложили ему…». Товарищ этот, — до конца февраля 1943 года одна из главных фигур политотдела НКВД Азербайджана, — руководивший… распределением конфискованного имущества, откомандировывается, вдруг, 1–го марта сперва в Астраханское, потом в Сталинградское, затем в Саратовское и, наконец, в Куйбышевское Управления НКВД. Неизвестно, чем ещё он там в командировках занимался, но передвигался параллельно маршруту этапа. И, почему–то, — что самое интересное, — тем же черепашьим темпом!

Вот и разгадка «загадки»!

Меж тем, шантаж продолжается: он, оказывается, «не только политработник высшего эшелона», но прибылой зять то ли самого Мир Джафар Багирова, то ли кого–то из бесчисленной багировской родни… Пока же выясняется: Натан–то Шлёмович Флейшер — он Файнблату тесть!… Какая–то разбойно–клановая полигамия.

С месяц на нас шла звериной злобы атака! Причём,… наших! И каждый кидался дружбой и родством с мерзавцами. Каждый угрожал расправой и карой. А Михаил Михайлович Файнблат, — тот размахивал перед лицом Раппопорта пистолетом и вопил, что «лично сам доложит товарищу Сталину и сам шлёпнет зазнавшегося… жида /!/".

Илья Соломонович, глубоко переживший волжскую трагедию, смолчал. Но, обойдя нежелание властей заниматься «этапом из Баку», решил наказать всех виновников беспримерного преступления — прямых и к о с в е н н ы х. Человек высочайшей порядочности, веривший, что самый скверный закон справедливей самого замечательного беззакония, он арестовывает и привлекает к уголовной ответственности и всех без исключения доброхотов–ходатаев, «имевших наглость не заметить массового убийства людей в трюмах барж». И на Особом Присутствии Трибунала Волжской Военной флотилии добивается их расстрела!

«Людей бессовестных, — повторял он древних, — должны судить люди бездушные!

Он–то, тридцать лет разматывавший «хозяйственные» преступления, — отлавливая и наказывая мошенников, беззастенчиво обиравших народ, — он–то знал свою «клиентуру». И верхом цинизма, подлостью, оценивал «глубокомысленные» изыски наших «мудрецов», что, дескать, «для возбуждения юдофобства нет нужды в конкретных реальных поводах», что, мол, «вина наша обусловлена самим фактом нашего существования», потому «незачем нам оправдываться перед юдофобами». Словом, «грабь, хаверим, не оглядываясь на них — всё одно мы у них виноватые!» Логика состоявшихся воров…

То же «Хлебное дело». Лишь только в изощрённом уме могло оно возникнуть! Сделать дело на банальном этапе начисто обобранных государством зэков. И походя, ради наживы или её призрака, погубить тысячи жизней… Ведь это чудо, что они не догадались ещё и трупы утилизировать. Не из страха перед Верховным — в пульпу. А… на мыло, например — продукт дефицитный по военному времени… Что–то беспокоило Раппопорта в связи с таким оборотом дела…

…Между тем, монолог прокурора из головы не выходил. И даже после того, как его содержание передал я тоже ошеломлённым ребятам, всерьёз его не принимал. Ну, не мог, не должен был прокурор говорить такое. Но тогда… с какою же целью он это затеял? Ведь сам же пришел. Сам произнёс дикий спич… Конечно, что–то всё же за этой комедией есть… Вопросы, вопросы… И все — без ответа…

Даже через 13 лет, уже в Москве, когда я вплотную занимался событиями у Волги, ни одного ответа на свои вопросы не получил, хотя успел встретиться с Александром Евгеньевичем Головановым — моим «полярным лётчиком», и что–то понял. Но не узнал.