Байки из роддома

– Понаблюдать, как будет себя вести? – догадался Данилов. – Чтобы ничего с собой не сделала?

– Да.

– Вознесенский скажет, что у нас не богадельня, – вмешалась Лена Косяк, одна из самых толковых медсестер отделения.

– Да, скажет, – подтвердил Данилов, – скажет…

С одной стороны, если взять в блок реанимации кого-то не по показаниям, заведующий будет недоволен: интенсивная терапия действительно не богадельня. С другой стороны, Данилов мог понять беспокойство Юртаевой. В отделении гораздо труднее держать пациентку под постоянным присмотром, чем в реанимации, где в палате-зале возле пациенток постоянно дежурит медсестра. Опасность того, что женщина, придя в себя после наркоза, может попытаться убить себя, была достаточно велика. Потерять ребенка, да еще из-за собственной глупости… Это поистине невыносимо.

– Если только до завтра, – решился Данилов, – а утром переведем. Я как раз сегодня дежурю, так что будьте уверены – придержу…

– Вот спасибо, Владимир Александрович, – просияла Юртаева, – историю я вам пришлю через пятнадцать минут.

– Я сам объясню все шефу, – сказал Данилов Лене, когда они везли каталку с пациенткой в свое отделение.

– Я вас прекрасно понимаю, – обернулась Лена. – Главное, чтобы завтра на конференции не орали о том, что страховая компания не оплатит ее пребывание в реанимации.

Страховые компании действительно придирались к каждой мелочи. Вечная борьба: медицинские учреждения пытаются взять со страховых компаний как можно больше денег, а те, желая сберечь свое кровное, ищут поводы для отказа в выплатах. Коммерческие отношения.

– Я обосную ее пребывание, – пообещал Данилов.

Собственно говоря, сделать это было нетрудно. Достаточно было указать, например, что под конец наркоза у пациентки секунд двадцать наблюдалась бигеминия, то есть каждое второе сокращение сердца было атипичным, отличающимся от нормального. Тогда можно смело брать ее в блок реанимации для динамического наблюдения, а утром в стабильном состоянии переводить в отделение.

Закончив дела с пациенткой, Данилов пошел к себе, строго-настрого наказав дежурившей в реанимации Вере позвать его сразу же, как только прооперированная начнет проявлять хоть малейшие признаки беспокойства.

В ординаторской Данилов застал Ахметгалиеву и Клюквина. Коллеги сидели на диване, пили чай и обсуждали поведение акушерки со «скорой помощи», устроившей сегодня локальный скандал в приемном покое. Акушерка привезла роженицу и была недовольна тем, что врач, дежуривший на приеме, отпустил ее не сразу, а только после осмотра и краткого расспроса доставленной женщины.

– Я ведь сам тоже на «скорой» начинал, – Клюквина потянуло на воспоминания, – в Ногинске. Было это так давно, что уже кажется неправдой. Продержался я там не очень долго – быстро слинял в анестезиологию. Так вот, был у меня один случай, несуразный и нехороший. В погожий летний день я приехал на вызов к старушке, жаловавшейся на плохое самочувствие. Расспросив и осмотрев больную, я диагностировал у нее пневмонию и решил ее госпитализировать. Решил – и сделал, отвез в городскую больницу. Старушка была крепкой, стабильной и никаких опасений мне не внушала. Поскольку все происходило утром воскресного дня, единственная дежурная терапевтша была на обходе. Поэтому больную приняла у меня медсестра, дежурившая по приемному отделению. Стандартная практика, верно я говорю, доктора?

– Практика-то стандартная. Но чреватая геморроями, – заметил Данилов. – Куда спокойнее передавать больных врачу с рук на руки. Врач отвечает за все, а медсестра – не совсем за все.

– Вот! – Клюквин поднял вверх узловатый палец. – Сразу видно бывалого человека! Но я-то тогда был молодой и неопытный. Короче, записав в карту вызова фамилию медсестры, принявшей мою больную, я отправился на следующий вызов и скоро совсем забыл о бабушке с пневмонией. Правда, забыл ненадолго…

Данилов делал себе кофе, а Клюквин продолжал рассказывать:

– Утром, сдав смену, я узнал о том, что меня срочно вызывает к себе главный врач городской больницы, которому, как это бывает в небольших городах, подчинялась и городская станция «скорой помощи», и две небольшие поликлиники. Причем вызывал не только меня, а и нашего заведующего, Захара Геннадьевича. Хороший был мужик Захар, из правильных. Он мне сразу сказал, что дело пахнет керосином и чтобы я, не подумав, рта не открывал. Надо сказать, – сделав глоток из своей «песональной» кружки с гербом СССР, продолжил Клюквин, – что слова главного врача прозвучали для нас как гром среди ясного неба. Что-то вроде этого: «Вчера утром в приемное отделение была доставлена больная такая-то (фамилию я уже подзабыл, да и не в фамилии дело), с диагнозом правосторонней нижнедолевой пневмонии. Больная была не сдана, а скинута в приемное отделение, где пролежала около двенадцати часов, пока о ней не узнала дежурная врач!» Каково?

– Обалдеть! – выдохнула Ахметгалиева. – Беспризорная пациентка пролежала половину суток в маленьком приемном отделении небольшой больницы, и все это время никто ее не замечал!