Баязет

— Не бойтесь, сударыня, — сказал Клюгенау. — Здесь никою нет, кроме меня.

Стряхнув оцепенение, Аглая подошла ближе.

— Федор Петрович, — сказала она, переводя дыхание, — я…

рада вас… видеть.

Прапорщик наклонился, порывисто поцеловал ее руку.

— Это правда? — спросил он, уже счастливый.

— Ну конечно. О вас говорят так много хорошего.

— Не верьте этому, — с сожалением произнес он, отпуская руку женщины. — Человек должен быть лучше меня. Я не достиг еще и тени совершенства. Легко каждому из нас создать для себя коран жизни, но как трудно порой выполнять его заповеди. Вы сказали сейчас, что рады меня видеть. Я — человек и должен быть добр…

я понимаю! Но разве бы я согласился, чтобы эта радость принадлежала сейчас другому? ..

Аглая, зажмурив глаза, с удовольствием поежилась, как кошка перед огнем.

— Вы знаете, Федор Петрович, — сказала она, — почему-то я вас таким себе и представляла… Только, скажите, что вы делаете здесь? Один? В темноте? ..

Прапорщик снизил голос до шепота:

— Не удивляйтесь: я вызываю духов…

— А разве здесь есть духи?

Прапорщик кивнул ей своей большой головой:

— К сожалению… завелись.

— А что это за духи?

Клюгенау приблизил к ней свое лицо, — круглое, белое; губы его были полуоткрыты.

— Это было очень давно, — медленно сказал он. — Так давно, что вы не можете себе представить… В ущельях тогда свистели стрелы, пылали костры и плакали жены. И смуглые рабы обтесывали камни. Баязет встал на костях пленных рабов, и смотрите сюда:

вы видите, как ползут по стене капли их крови? Цитадель хорошо помнит их стоны…

Клюгенау вытянул в полумраке руку: по стене медленно сочилось что-то темное.

— Я боюсь, — сказала Аглая.

— Не бойтесь: человек должен быть смел, иначе ему отказано в уважении… Потом, — продолжал Клюгенау, помолчав, — Исхакпаша умер. И его уже не радовали сказочные мозаики на стенах.

звон фонтанной струи уже не касался его слуха. Но перед смертью он велел отравить самую прекрасную из своих жен. Юную звезду гарема — Зия-Зий.

— Это сказка, — улыбнулась Аглая, — и откуда вы можете знать ее имя?

Прапорщик ответил серьезно:

— Вы можете не верить мне, но я вчера слышал на базаре ее имя:

Зия-Зий… И сейчас она придет. Но сначала мы увидим пашу…

Клюгенау стиснул руку Аглаи, и женщина вдруг услышала далекие возгласы муэдзина, призывавшего правоверных к молитве.

Офицер подвел ее к небольшому окошку, отодвинул свинцовый переплет рамы.

— Смотрите туда, вниз… Вы что-нибудь видите?

Аглая увидела со страшной, как ей показалось, высоты внутренность мечети: утончаясь книзу, бежали от купола бледные столбы арок, изогнутые, как сабли; она разглядела ряды позолоченных арабесок, кафельную мозаику стен и начертанные в кругах суры Корана.

Неясный свет забрезжил где-то внизу, заблуждал среди колонн, и из мрака выступила фигура человека в длинном, до пят халате и в чалме. Аглае почему-то показались знакомыми и эта фигура, и эта важная, медлительная поступь. Человек расстелил на полу циновку, надолго припал к земле лбом. Вытянув руки, он молился.

Возгласы муэдзина понемногу угасли…

— Уйдемте, — попросила Аглая.

— Тише, — прошептал Клюгенау, — сейчас придет волшебная Зия-Зий…

И действительно, откуда-то из темноты выступила легкая тень женщины; неслышно скользя среди мрачных колонн, она подошла к паше, и паша поднялся, медленно и величаво…

— Ты почему не приходила вчера? — сурово спросил Исмаилхан. — Муэдзин ушел уже спать, а я все ждал тебя.

Девушка по-мальчишески передернулась, движением узких бедер подтянув спадавшие шальвары, потом слегка откинула чадру.

— Но, великий хан, — шепнула она. — Хаджи-Джамал-бек вчера еще не вернулся из Вана.

— Он вернулся, значит, сегодня? — спросил подполковник.

— Да, великий хан. Только сегодня.

— Что он велел передать для меня?

Зия-Зий опустила ручку в одежды и вынула хрустящий конверт.

Исмаил-хан вскрыл письмо, велел турчанке держать свечу.

В письме было написано:

Украшением пера да служи! имя аллаха.

Время счастия да будет соединено с веселием и радостью. Велик аллах!

Дорогой мой хан, надеюсь, Вы не забыли своего генерала, который водил Нижегородских драгун к славным победам, когда Вы были еще поручиком. И Вы знаете, что я, как и Вы, верой и правдой служил Российскому престолу, который вознаграждал меня почестями и богатством.

О, горькое заблуждение! .. Все мы, и я тоже, поседевший над Кораном, видели только мертвую букву, но глубокое божественное значение ускользало от нас. Я счастлив отныне, что разумное толкование шариата открыло мои глаза; подвигнув себя на путь борьбы с неверными, я советую и Вам, как ученику премудрой «Зикры», отойти от гяуров. Пророк поучает нас: «Если вы располагаете хитростью противу неверных, то приведите ее в исполнение! »