Багровая смерть

— Я смог взять под контроль силу между нами и заставил ее работать, чего никто из вас сделать не удалось. Ты не думаете, что может быть полезно, иметь рабочий триумвират силы в Ирландии, когда вы выйдете против неконтролируемых вампиров?

— Я и без того часть рабочего триумвирата.

— Сомнения Ричарда наносят ущерб Жан-Клоду и тебе тоже.

— Мы с Жан-Клодом прекрасно работаем, и это помогло Ричарду стать Ульфриком в Сент-Луисе.

— Не уверен, что ваш триумвират настолько в этом замешан, скорее уж то, что ты, в конечном итоге, впитала охуенную силу и поделилась ей с Жан-Клодом и Ричардом. Думаю, если бы ты была обычным аниматором, а не истинным некромантом, или если бы ты не заразилась одним из редчайших штаммов ликантропии в мире, то неполадки в вашем триумвирате привели бы к тому, что вас троих еще много лет назад убил бы какой-нибудь амбициозный Мастер вампиров.

Я уставилась на Натэниэла. Казалось, что он внезапно стал кем-то другим, кем-то более серьезным, более… мудрым, что ли? Мне не хотелось, чтобы это было правдой, потому что мне не нравилось то, что он сказал, но в одном он был прав: нежелание Ричарда целиком и полностью быть со мной и Жан-Клодом и подрывало силу, которой мы втроем могли обладать, но к счастью для Жан-Клода, я стала метафизическим чудом.

— Думаю, он прав.

Я глянула на Дамиана:

— Не помогай.

— Я думал, ты хочешь, чтобы я помог, вернувшись в единственную страну, которой я больше всего хочу избегать. Однажды она отпустила меня, Анита, но часть меня беспокоится о том, что если я снова окажусь физически к ней близко, то она найдет достаточно силы, чтобы навсегда отнять меня у тебя.

— Ты мой слуга-вампир и часть нашего с Натэниэлом триумвирата. Твоя метафизическая бальная карточка заполнена.

— Она этого не знает.

— Узнает, если попытается оторвать тебя от меня.

— Однажды она почти убила меня на расстоянии, помнишь?

Я помнила.

— Мы помним, — ответил Натэниэл.

— Я всегда думала, почему же она не пытается снова забрать тебя? Может, как раз поэтому, — предположила я.

— В смысле?

— Может, что-то из того, как Мать Всея Тьмы проснулась, а потом была уничтожена, повредило силу Той-Что-Тебя-Создала.

— Если она позволяет меньшим вампирам захватить Дублин, значит, она потеряла силу. Она бы никогда не дала такому количеству новых вампиров оказаться рядом с ней.

— Арлекин думают, что магия, которая удерживала ее и других вампиров от создания слишком большого количества себе подобных в Ирландии, исчезает.

— Что ты имеешь в виду под магией, удерживающей от создания вампиров? Та-Что-Меня-Создала поддерживала небольшое количество нас, чтобы проще было скрываться.

— По словам Арлекина, сама магия фей Ирландии делает землю такой живой, что мертвым восстать нелегко.

— Ты хочешь сказать, что Та-Что-Меня-Создала держала наше число ограниченным не по своей воле, а потому что у нее не было выбора?

— Если Пьеро и Пьретта правы, то да.

— Если это правда, то она лгала, чтобы мы не понимали, что ее сила имеет пределы.

— Что ей это дало? — не поняла я.

— Она контролирует всех нас с помощью страха перед ее силой. Если бы мы знали, что ее сила не безгранична, мы могли бы больше сопротивляться. Черт, Анита, в ее власти были довольно влиятельные люди. Если бы они знали, что сама земля сопротивляется, это могло заставить их яростнее бороться за свободу. Ее звери зова — тюлени, так что она могла призывать роанов [the Roane — в шотландском фольклоре фейри, которые живут в воде и лишь время от времени выходят на сушу. Живут они в подводных дворцах из перламутра и жемчуга. «Роан» на гэльском языке означает «тюлень», но многие старые люди верят, что это волшебные существа, которые надевают свои шкуры, чтобы плавать по морю, но могут сбросить их и предстать в человеческом облике, как и селки с Шетландских островов. Роаны — самые добрые из всех волшебных существ. В отличие от селки, которые мстят за смерть своих родичей, поднимая бури и разбивая лодки охотников на тюленей, роаны не держат зла на своих обидчиков] или селки.

— Я думала, это виды фей, а не оборотни, — произнесла я.

— Я знаю, что говорится в фольклоре, но опыт мне говорит о том, что они реагировали на нее так же, как волки на Жан-Клода или тигры — на тебя. Она может призывать как настоящих тюленей, чтобы они исполняли ее волю, так и их получеловеческие аналоги, так же, как другие мастера вампиров призывают своих настоящих животных или сверхъестественных.

— Может, фольклор говорит, что они феи, потому что люди просто не знали, как еще их называть? — предположил Натэниэл.

— Может быть, — согласилась я.

— Знания, что сама земля сопротивляется ей, могло быть достаточно, чтобы селки стали сильнее бороться за свободу. Остальные из нас были созданы ею, часть ее кровной линии, но селки были рождены вольным народом. Лишь ее магия или кража их тюленьих шкур могла привязать их к кому-то на суше в качестве рабов.

— Это похоже на истории о девицах-тюленях, у которых рыбаки воровали шкуры и заставляли их становиться их женами, — сказала я.

— Некоторые из этих легенд считаются романтическими историями, — заметила я.