— Сказал же — мы вымираем, и те из нас, кто остался, не хотят, чтобы наши дети были волками. Я не знаю ни одного ребенка, которых сохранил бы хвост до совершеннолетия. В семнадцатом-восемнадцатом веках британцы использовали хвосты наших солдат как доказательство, что ирландцы — не люди, что мы просто животные, и поэтому нас можно убивать или морить голодом. Из тех, кто гордится своим наследием, мы превратились в тех, кто верит лжи. Что если мы просто животные — не ирландцы, а ирландские волки?
— Это не было правдой тогда, и не является ею сейчас, — сказал Джейк.
— Я отреагировал на волчицу Блейк так, словно бы у меня был гон, это не по-человечески.
— Ты не был симпатичной девчонкой в баре в субботу вечером. Поверь мне, Нолан, мужчины зачастую ведут себя как животные куда более явно, чем ты в том коридоре, — сказала я.
— С красивыми мужчинами и женщинами так было во все времена, — согласилась Магда.
— Приношу глубочайшие извинения за представителей своего пола, — сказал Джейк.
Остальные мужики благоразумно промолчали.
— Тебе просто нужна женщина, — подытожил Эдуард.
— Говоришь как моя мама.
Эдуард усмехнулся.
— Надеюсь, мы с ней встретимся до отъезда. Когда она услышит, что я женился на женщине с двумя детьми, то еще больше на тебя ополчится.
— Если я правильно понял, ты еще не женился, и если мама узнает, что ты живешь во грехе в присутствии детей, то ополчится она уже на тебя.
Эдуард улыбнулся, и я внезапно увидела, каким он мог быть в лет в двадцать, когда познакомился с Ноланом. Я не знала никого, кто знал бы его так долго. И я просто обязана была поболтать с Ноланом, когда Эдуарда не будет поблизости.
Словно прочитав мои мысли, Эдуард сказал:
— Думаю, Анита и ее любимые будут рады наведаться в пригород до того, как мы отчалим домой.
— Мама не поймет, что с тобой делать, Блейк. Слишком много грехов для одной женщины — думаю, так она скажет.
— Кажется, я оскорблена, — ответила я.
— Думаю, все мы, — согласился Дев.
— Ничего личного. Моя мать у всех ищет грехи.
— Я у матери Нолана тоже не в чести. Она не водится с теми, кто работает с фейри, — заметил Фланнери.
Он усмехнулся мне, и зубы у него были такие крепкие и белые, что я задумалась, не выбелил ли он их, но это не вязалось с его растрепанными волосами, которые, казалось, никак не могли решить, волнятся они или кудрявятся, и он все время запускал в них пальцы, пытаясь зачесать их назад. Волосы у него были длиннее, чем разрешают в армии или полиции, насколько я знала, но все остальное в нем просто кричало, что он проходил в форме всю жизнь. Я задумалась, не пытался ли он сойти за гражданского с помощью прически — если да, то с Ноланом он уже давно.
— А что плохого в работе с фейри? — не понял Дев.
— Моя мать не любит, когда люди выделяются на фоне остальных, — ответил Нолан.
— Потому что сама скрывается? — догадалась я.
Он кивнул.
— Я просил о встрече с ней, — сказал Фланнери. — В Ирландии так мало осталось местных волков, и я хотел познакомиться с семьей капитана Нолана.
— Ма просто взбесилась, когда узнала, что он — Фейри-доктор.
— Тот факт, что я никогда не был женат, огорчил ее еще сильнее.
Нолан рассмеялся.
— Она не могла понять, чего хочет больше — познакомить тебя с какой-нибудь местной девушкой или оградить своих друзей от фейри.
— Так ей бы хотелось, чтобы все были женаты? — поинтересовался Натэниэл.
— О, да.
— Ты смог определить в ней волчицу при встрече? — спросил Джейк.
Фланнери покачал головой:
— Я почувствовал, что в ней есть что-то от фейри, но никак не это.
— Фейри имеют отношение к ирландским волкам? — удивилась я.
— Фейри потому и не любят волков, которые обрубили свои хвосты. Им нравятся те дефекты, которые есть у них самих, и они видят в этом предательство своего вида, — пояснил Нолан.
— Твой хвост не был дефектом. — сказал Фланнери.
— Скажи это остальным парням в школе и их семьям, — парировал Нолан.
Мы все помолчали пару минут, пока наша тачка мчалась по дороге.
— Быть не таким, как другие, всегда сложно, — заметила я. — Помните того вампира, который пытался принести меня в жертву?
— Помню, — отозвался Фланнери.
— Его друг тоже был некромантом. Они предложили мне объединить наши силы, чтобы помочь исцелить вампира.
— О, мне жаль, но, уверяю тебя, я творю только добрую магию. Человеческие жертвоприношения позитивной магией не назовешь.
— Так ее теперь называют? — уточнил Джейк.
— Что называют? — не понял Фланнери.
— Говорят «позитивная магия» вместо «белая»?
— Да, это новый политкорректный термин.
— Думаю, определение черной магии, как однозначно плохой, а белой — как однозначно хорошей, не соответствует нынешним представлениям о социальной справедливости, — заметила я.