— Я хотел, чтобы кто-то желал меня, как вы с Анитой, кажется, желаете Мику, и вы исполнили это. Ты хотел, чтобы я хотел тебя так же, как Аниту, и я, кажется, тоже не могу помешать тебе исполнить твое желание, — он повернулся ко мне. — О чем мечтала ты, Анита? Чего ты хотела от нас? Чем ты хотела сделать нас троих?
Я обдумала вопрос.
— Я думала, жизнь была бы проще, если бы ты был чуть более бисексуальным.
Тогда Дамиан рассмеялся, и это было отчасти веселье, а отчасти что-то совсем не легкое или смешное. Это была не совсем горечь, но если у иронии есть звук, то это она и была.
— Не думаю, что я бисексуален, но я могу быть натэниэлосексуальным, — он взглянул на Натэниэла.
— Ты хотел быть желанным. Я хотел, чтобы ты был счастлив и не грустил из-за Кардинал. Я поступил с нами плохо?
— Я не знаю, но знаю, что когда рядом со мной вы с Анитой, я достаточно смел, чтобы вернуться и встретиться с ней лицом к лицу.
— Мы едем не для встречи с ней, Дамиан. Нам не придется этого делать.
— Может, не ради спасения людей, которых убивают, но как только мы остановим вампирские зверства в Дублине, я хочу, чтобы человеческие власти помогли нам освободить всех остальных, кого она держит в плену, Анита. — Он повернулся, чтобы наградить меня полным весом своего изумрудного взгляда, но была в нем целеустремленность, которой раньше я не видела.
— Мы можем это сделать, не испортив ничего в твоих отношениях с европейскими вампирами? — посмотрела я на Жан-Клода.
— Один из Арлекинов сказал нам, что то, что случилось в Ирландии, могло произойти из-за того, что мы убили Марми Нуар, и не отослали их шпионить за всеми другими вампирами, так что мы не знаем, что происходит, — добавил Натэниэл.
Я спросила Жан-Клода:
— Они говорят, что некоторые слабые вампиры не встали на ночь после того, как мы убили Мать Всея Тьмы. Поскольку никто в Сент-Луисе не умер, и, если на то пошло, ни с кем из знакомых во всей стране ничего не случилось, о Европе я не думала. Ты знал?
— Что какие-то из слабейших вампиров умрут и не проснутся на закате, если мы ее убьем? Это было возможно.
— Ты мне не говорил, что это возможно, — сказала я, чувствуя первую вспышку гнева.
— Ma petite, тебе известно, что когда мастер ранен, он тянется к слуге и вампирам, которые приносили ему клятву крови, чтобы с помощью этой силы исцелиться и остаться в живых.
— Да, ну и что?
— Как ты думаешь, что сделала Мать Всех Вампиров, когда почувствовала, что исчезает, умирает? Не думала ты, что она будет тянуть силу из своих детей, использовать их в попытке спасти себя?
— Я… Нет, я не думала, — призналась я.
— Я ничего от тебя не скрывал, ma petite. Ты просто не хотела понимать, что может произойти. У тебя были ровно те же знания о ней и о вампирах, что и у меня. Если ты не знала, что ее убийство убьет и часть из ее слабейших детей, то только потому, что не хотела знать.
— Это резче, чем ты обычно с ней говоришь, — заметил Натэниэл.
— Может, я сегодня просто злюсь на себя? Может, вид Дамиана, держащего твою руку, указывает мне снова на ошибки, которые я совершил с Ричардом, пытаясь не навязывать себя ему?
Дамиан поднял руку Натэниэла и сложил наши руки перед собой так, чтобы он мог нежно поцеловать сначала мою руку, а затем Натэниэла:
— Нет, Жан-Клод. Ричард был смел, когда ты встретил его. Он знал, кто он такой и чего хочет от жизни. А я всю свою храбрость потратил на нее еще века назад. Я знал только, что хочу от нее освободиться, но помимо этого я потерял все, что имел, кем хотел быть. У меня не было цели. С Ричардом такого не бывало, насколько я знаю. Натэниэл вернул мне мои ориентиры. Он вернул мне путеводную звезду, которая приведет меня домой, — он снова поцеловал тыльную сторону руки Натэниэла. — Он и есть моя звезда.
— А что для тебя значит Анита, Дамиан? — поинтересовался Жан-Клод.
— Она мой мастер. Она поцелованная волками, возлюбленная орлами.
— Весьма поэтично, — сказал он.
— Мило звучит, — сказала я. — Но подразумевает под собой другое.
Дамиан посмотрел на меня:
— У моего народа это был высочайший комплимент для воина.
— Или оскорбление, в зависимости от того, как использовать.
— Откуда ты знаешь, ma petite?
— Не уверена, что знаю, откуда, но знаю, что права.
— Она права, викинг? — спросил Жан-Клод.
— О великом лидере мы говорили, что орлы должны были кричать в день его рождения, потому что знали, что он даст им много трупов в пищу. Волки должны были выть от радости в день твоего рождения, потому что знали, что ты славно их накормишь.
— Так «поцелованная волками и возлюбленная орлами» — это способ сказать, что Анита — великий лидер и убивает много людей? — уточнил Натэниэл.
— Это великий комплимент, — подтвердил Дамиан.
Я улыбнулась, почти рассмеялась:
— Думаю, я еще работаю над счетом тел.
— Вампиры дали тебе два почетных имени, Анита. Ни один другой охотник на вампиров не получал от нас двух имен.
— Я долго была Истребительницей.
— Но твое другое прозвище среди нас новее, ma petite.
— Да уж, — сказала я.
— Война, — произнес он.
— А Эдуард — Смерть, — напомнил Натэниэл.