Багровая параллель

— Слушай еще, Витя. На этом аэродроме могут быть не только летчики и технари, но и наши с тобой, так сказать, коллеги. Про летчика из сто девяносто шестого авиаполка слышал?

Я отрицательно мотнул головой.

Леонов, вздохнув, продолжил:

— Американское командование довело до подчиненных приказ. Захватить в плен хотя бы одного советского военнослужащего. Тому, кто возьмет в плен русского, причитается круглая сумма в долларах. У них вообще так положено — все делают за деньги. А то обидно стало. У нас тысячи их пленных. Одних только летчиков за один день в апреле прошлого года больше сотни взяли. Кроме американцев, еще англичане, австралийцы, новозеландцы. Да, еще и турки с греками. Поэтому вертолеты, кроме поиска и спасения сбитых летчиков в нашем тылу, начали высаживать группы разведчиков и диверсантов. Вот на такую группу наш летчик Евгений Стельмах после приземления и нарвался. Его сбили, он приземлился вроде бы на свою территорию. А тут его уже ждали… Ну, не именно его, а вообще кто из наших будет сбит, — поправился Леонов. — Отстреливался из пистолета до последнего. Последний патрон для себя оставил.

Он чуть помолчал, потом тяжело выдохнул:

— Его в Порт-Артуре похоронили, на русском кладбище. Про диверсантов известно то, что на своей базе в Пусане они носят береты зеленого цвета [182]. Еще известно, что говорят между собой не только по-английски, но и по-немецки. Шесть дней тому назад такую группу засекли на подходе к нашему аэродрому. Блокировали, но они сумели грамотно прорваться и уйти. Эвакуировались вертолетом.

— Виктор Николаевич, это знакомая публика. Зеленые береты коммандос [183] английской морской пехоты носят. Видел я их в мае сорок пятого на острове Борнхольм. Даже общались. Правда, через переводчика. Я тогда английский еще не знал. Никаких выдающихся операций за всю войну за ними не числится, — подумав, говорю я.

— Погоди, не перебивай. Англичане с американцами так себя не ведут.

— Один остался прикрывать отход группы. Отбивался до последнего, сдаваться не стал.

— На, фотографии посмотри. — Леонов достал из стола конверт.

На первой фотографии я увидел обнаженную верхнюю часть тела. Татуировка под мышкой правой руки. Группа крови, в СС эту татуировку кололи каждому, кстати, группа, как у меня, — третья. На следующей фотографии — его одежда: горный свитер, двухцветная горная куртка с капюшоном. Такие были у немецких егерей. С одной стороны она белая, с другой вывернешь — серо-защитная, под цвет скал. Еще была шапка-ушанка. На третьей фотографии было оружие врага — наш советский ППШ с рожковым магазином. На следующей — застывшее мертвое лицо, светлые волосы. Ему на вид лет двадцать пять.

— Это у него в кармане было. — Леонов протянул мне холщовый мешочек.

Я посмотрел и понюхал:

— Это смесь орехов лещины, изюма и миндаля, знакомая мне вещь, Виктор Николаич.

— Этим питались разведчики дивизии СС «Норд» в нашем тылу. Понял, тезка, с кем опять дело имеем? — Леонов пристально посмотрел мне в глаза. — Видимо, воспитанники Скорцени [184] из «Ягдфербанда» [185]. Они все через «испытание смертью» проходили. Знаешь, как у них поставлено все там было?

— Конечно, Виктор Николаевич, мы же все это изучали. Чтобы бить врага, надо знать его оружие. — Я начал цитировать по памяти отчет курсанта учебного подразделения из Фриденталя: — «Наше учебное отделение построили на полигоне в одну шеренгу. Между нами интервал около пяти метров. В руках у каждого малая пехотная лопатка. Под ногами песчаная почва, поросшая травой. По команде на каждого из нас начинает медленно ехать танк. Мы орудуем лопатками, как одержимые. Пот ел глаза, сердце бешено колотилось. Танки все ближе. Окоп или могила? Такого страха я не испытывал за всю войну. Бросаясь на дно ямы в самый последний момент, я увидел прямо перед собой огромные звенья гусениц. Совсем рядом раздался чей-то предсмертный дикий крик, в нос ударили выхлопные газы. Потом я узнал, что танки раздавили насмерть двоих из нашего десятка. Один не выдержал и бросился бежать. Его потом отчислили и отправили в вермахт. Погибших, а к ним еще прибавились и из других отделений, похоронили с воинскими почестями».

— Молодец, память у тебя что надо, — сказал одобрительно командир.

Оружие, которым пользовался этот диверсант, напомнило мне прошлое. И, главное, этот сухой паек. Не он ли ушел от нас, от меня тогда, восемь лет назад?

Память перенесла в морозный март сорок четвертого года. Оперативные и тактические тылы Карельского фронта. Реки и озера тогда были скованны льдом. Наша группа была прикомандирована к Управлению Смерша Карельского фронта. Из водолазов мы превратились в лыжников. Работали в основном в своем тылу.

Летом сплошной линии фронта в этой болотистой местности не было. И у нас, и у врага была цепочка опорных пунктов на проходимой местности. Но зимой морозы сковывали непроходимые болота, а снег присыпал минные поля.