— Виктор Николаевич, выслушайте меня, пожалуйста, — перебиваю я командира.
— Ну, говори. — Он опять пытливо смотрит на карту.
— Виктор Николаевич, вы слышали, где и как приходилось десантироваться нашим ребятам из сорок второго полка НКВД?
— Нет. Первый раз об этой части слышу. Это ведь не ваша бригада? Давай поподробнее, — на жестком лице Леонова требовательно шевельнулись брови.
— В сорок третьем НКВД разделили на два наркомата. Потом нашу бригаду переформировали в Отдельный отряд НКГБ. Задачи стали только по оперативным и стратегическим тылам немцев и их союзников. Каждый парашютно-десантный батальон минеров был нацелен на свое направление. Нас, правда, водолазов-минеров, везде кидали.
— А вот в НКВД свою десантную часть сформировали. У меня друга, замкомандира группы, осенью сорок четвертого туда забрали. В этот полк он уже после курсов младших лейтенантов прибыл.
— А зачем в НКВД такой полк, у них ведь задача — охрана тылов?
— Про бандеровцев знаете, Виктор Николаич?
Леонов утвердительно кивает.
Я продолжаю:
— Немцы их прекрасно вооружили, и запасов у них в схронах хватало на долгую войну. Тяжелого вооружения хватало — пушки, минометы, зенитки «Эрликон». Даже наши, захваченные немцами, самолеты У-2 у них были. В общем, создали немцы свой второй фронт в нашем тылу. Так вот. Сорок второй мотострелковый пограничный полк взаимодействовал с местным авиаполком НКВД. Саня Пинкевич мне подробно рассказывал, как группы наведения десантировались в горно-лесистой местности на парашютах. Как они нарабатывали приземление при сильном ветре. Как прыгали с малых высот с парашютом ПЛ-1 [177]. Еще они десантировались по-штурмовому с низко летящих над землей самолетов. Это когда заслоны на пути отходящих банд высаживали, — поясняю я.
— Это как? — с интересом спросил Леонов. Он явно этим заинтересовался.
— Говоря языком физики, Виктор Николаевич, это перевод поступательного прямолинейного движения во вращательное. Самолет идет на высоте метра два-три. Здесь главное — шагнуть из люка и коснуться земли с выдохом. Тренированное тело само в кувырок уйдет. Сила инерции гасится несколькими кувырками. Это, кстати, мы еще в ОМСБОН нарабатывали.
— Так ты что, без парашюта прыгать собрался? — с интересом спрашивает Леонов.
— С парашютом, Виктор Николаевич, с парашютом. Родной ПД-41–1[178] как раз подойдет. С «кукурузника» с двухсот метров. А вот приземляться буду, как мой друг в Карпатах. А не как у нас в десантных войсках учат.
Спокойно поясняю свои расчеты. Леонов, подумав, соглашается.
— Жив друг-то твой? — внезапно спрашивает он меня.
— Жив, только после тяжелого ранения в этот полк уже по состоянию здоровья не вернулся. Сейчас под Москвой служит.
Я не стал подробно рассказывать, как после приземления Саня наводил звено Р-5 [179]. Те эрэсами [180], бомбами и пулеметным огнем уничтожали банду, пытавшуюся уйти за кордон. А Пинкевич тогда был тяжело ранен осколками своего же реактивного снаряда.
— Так, с твоей высадкой определились. Теперь давай думать дальше. Выход в эфир исключен. — Тяжело вздохнув, Батя, добавляет: — В этом районе уже погибла наша группа. Только один раз в эфир сразу после высадки и вышли. Здесь, на Корейском полуострове, радиоконтрразведкой в интересах АСБ [181] занимаются три батальона и пять отдельных рот. Очень грамотно у них расположена пеленгаторная сеть. Подлодка, кстати, тоже с трудом смогла уйти из района высадки. Ее преследовали эсминцы и катера, забрасывали глубинными бомбами, — добавляет Леонов.
— Виктор Николаевич, а если связь будет односторонняя?
— Поясни. — Леонов опять задумчиво смотрит на карту. Вижу, что он рассматривает батарею и РЛС на побережье.
— Я беру поисковый приемник. Вы должны передать сигнал о начале работы в определенное время на определенной частоте. Я веду визуальное наблюдение. Свой НП вот где-то здесь оборудую, — показываю на вершину хребта прямо напротив вражеской базы. — Приемник заодно поможет радиосеть янки слушать. Когда получаю сигнал, начинаю работать по РЛС и встречаю группу на берегу. Сигналы фонариком подаю. Ночью, кстати, по берегу патруль должен проходить. Это, я так понимаю, тоже моя задача, кроме РЛС.
— Разумно, — соглашается Леонов.
Потом мы еще около часа обговариваем время сеансов связи, составляем сигнально-кодовую таблицу. Обговариваем все мои действия в различных ситуациях.
— Давай чайку попьем и со свежей головой еще раз все обмозгуем, — произносит Леонов.
— И то верно. Часа три уже сидим возле этой карты.
Батя выходит из кабинета, отдает команду. Через несколько минут вестовой в два захода приносит горячий чайник, стаканы в красивых подстаканниках, вазочку с сахаром и красивый фарфоровый заварной чайник. Это Бате подарок от китайцев.
Минут сорок молча с наслаждением пьем крепкий черный чай. Он хорошо прочищает мозги, после него думать намного легче.
На крепких белых зубах Леонова хрустит крупный кусковой сахар. Выпиваем весь чайник. После того как матрос уносит посуду, Батя говорит: