Багровая параллель

— Господи, если ты есть, помоги мне проползти эти метры, — тихо, но в голос бормочу я. — Помоги, Господи. Ведь если я не сниму эти мины и нас расстреляют, то погибнет целая рота. Уже скоро она будет высаживаться здесь на минное поле… А ведь война-то кончилась, Господи, и зачем нам умирать, — исступленно шепчу я, выкручивая взрыватель.

Какой-то внутренний голос ответил: «Это для тебя она кончилась, но не для тех, кто наверху…»

Опомнившись, я обнаружил, что уже нахожусь в мертвом пространстве. В левой руке саперные ножницы, в зубах нож, а в правой руке зажат взрыватель от немецкой противопехотной мины. Это взрыватель ZZ 42, почти полная копия нашего МУВ [76]. А сама мина кругового поражения имеет корпус из бетона. Это в конце войны немцы стали экономить металл.

Делаю глубокий вдох носом и медленно выдыхаю ртом. Руки перестают дрожать. Уже спокойно разряжаю две такие же мины. Перекусываю две проволочные ветви и выкручиваю взрыватель. Да, он как наш, только форма чеки другая. Все, разряжены три мины, а путь указан тонким фалом. Но рано радоваться. До высадки десанта осталось очень мало времени.

Сидя под обрывом, достаю из-под гидрокомбинезона два «нагана» и накручиваю на стволы глушители. Сам револьвер безотказный, а вот его патроны в воде могут отсыреть. Нож у меня по-прежнему зажат в зубах.

Медленно на четвереньках лезу вверх по обрыву. Наконец оказываюсь за большим валуном, обросшим дерном. Из дерна торчит прибор наблюдения, замаскированный с трех сторон высокими стеблями травы вроде бурьяна. От дота идет траншея, и я в нее прыгаю. Прохожу до конца и упираюсь в железную дверь. Уже светает, и я сразу вижу то, что мне надо.

Из бункера по траншее в сторону батареи тянется связной провод. Ударом ножа перерубаю его и жду минут пять. Дверь со скрипом открывается, появляется голова в кепи. На головном уборе вижу эмблему — череп с костями. Пишущий удар ножом в шею отбрасывает противника вниз и назад. Из перерубленной сонной артерии хлещет кровь.

Зажимаю пластунский нож зубами и хватаю положенный перед этим на бруствер левый «наган». Толкая оседающее тело перед собой, влетаю в дот. Почти одновременно стреляю из двух «наганов» в солдата за перископом и пулеметчика. На их спинах в мелко-пятнистом камуфляже мгновенно расплываются темные пятна. Встречаюсь глазами со старшим поста. Он сидит за небольшим столиком, на котором стоит полевой телефон. Кроме телефона, на столе стоит открытый термос, лежат бутерброды с копченой колбасой. Помещение освещается лампочкой, запитанной от аккумулятора. Бросаю взгляд на знаки различия. Этот обершарфюрер одет не в камуфляж, а в стандартный китель войск СС и свитер. Он медленно начинает поднимать руки.

Я раздумывал около секунды, пока мой взгляд не скользнул к левой стороне его кителя. Там был приколот знак «За борьбу с партизанами». Перехватив мой взгляд и все поняв, эсэсовец попытался левой рукой схватить свой «штурмгевер». Стреляю одновременно из двух «наганов». Из левого — в голову, из правого — в значок на груди. Фашист валится на правый бок. На левом рукаве под нашитым орлом вижу еще одну нашивку. Все ясно — это не немцы, а латышский легион СС.

Хватаю его автомат и бегу к обрыву. Сигналю фонариком букву «с» — три короткие вспышки света. Потом бегу обратно и, прыгнув в траншею, прижимаю приклад автомата к плечу, направив ствол в сторону батареи.

* * *

Да, тогда вся страна радовалась, празднуя Победу. А сейчас я гляжу на этот крест, и в моей голове все произошедшее тогда четко раскладывается по полочкам.

Латыши на посту под утро устали, замерзли и решили перекусить. Их старший дал добро. В тот момент, когда я выползал из моря, обершарфюрер оторвался от окуляров и стал доставать из ранца хлеб, колбасу и термос с кофе. В это время на его место садился один из солдат. Видимо, второй номер пулеметного расчета. Двигался небыстро, потягиваясь, разминая затекшее от долгого сидения тело. Сколько прошло минут, пока они поменялись, — полторы, две или две с половиной? Когда солдат посмотрел через прибор на берег, я уже прополз опасную зону, разрядив одну мину. Сейчас я нутром чувствую, что в ту ночь должен был умереть, прошитый пулеметной очередью. А умер он, стоящий на коленях Егор Иваныч… И сейчас я уверен, что именно в эти две или сколько там минут у него остановилось сердце.

Но тогда, да и после, я об этом не думал. Я просто действовал…

* * *

Услышав сзади шорох, я обернулся и увидел две фигуры в гидрокомбинезонах. У одного в руках ППШ.

— Сюда!

В одном минере узнаю своего напарника:

— Андрей, в доте берешь МG-42, ставишь здесь. Твой сектор огня — батарея. Ни одного немца ты не должен подпустить к орудиям. А ты, — ставлю задачу другому минеру, — контролируешь наш тыл, смотришь, чтобы нас со стороны берега не обошли. Все, рассредоточились, чтобы нас одной гранатой не положили!