Багровая параллель

— На каждый рельс у основания крепим с каждой стороны тротиловую шашку с капсюлем-детонатором. Крепим их со смещением. Рядом ставим магнитную мину. Время выставляем — четыре ноль-ноль. На каждую опору уйдет четыре тротиловых шашки, два капсюля-детонатора и одна мина. Заряды крепим проволокой.

— Потом все цепью плывем к берегу. Там в воде еще обязательно будут минно-взрывные сюрпризы. Ваня, мы с тобой ставим буи через каждые тринадцать метров. Все вперед.

Мы с Андреем заминировали свои опоры за двадцать четыре минуты. Сильно мешало работать течение, сносящее вправо. Потом медленно плывем к берегу. Он уже совсем рядом. Смотрю на часы. Я нахожусь в воде пятьдесят три минуты. Не очень устал, но ноги начинают мерзнуть. Проплыв около ста метров, ставим три буя. Слева вижу едва заметные головы пловцов.

Вдруг впереди вижу какой-то предмет. Хлопаю Андрея по плечу и показываю на что-то, похожее на плоский диск. Андрей в ответ показывает влево, и я вижу два ряда таких дисков, стоящих параллельно берегу. Один ряд совсем рядом — в двух метрах от нас. Второй — в штатном порядке через десять метров от первого и в пятнадцати метрах от берега. Подплываем ближе. Вся конструкция — это большой диск, посаженый на длинную арматуру. Глубина здесь уже около двух метров. Ныряю, обшариваю руками арматуру, никаких проводов на ней нет. А сам диск — это немецкая противодесантная «Теллермине». Осторожно ощупываю мину, нахожу нажимную площадку взрывателя. Ясно, что эти мины ставили саперы со шлюпок во время отлива. И мины эти выставлены против тех, кто будет высаживаться на берег со шлюпок и мотоботов.

Я снова собираю старших двоек и инструктирую, как лучше обезвреживать эти взрыватели нажимного действия. Каждая двойка разряжает мины на расстоянии пяти метров. Я разрядил четыре мины, и когда обезвреживал последнюю, то стоял уже по шею в воде. Опускаю в воду последний буй и, пригибаясь, высунув только голову, осторожно выхожу на берег.

Не зря говорится, что все непонятное страшно. Везде, где мы высаживались, берег освещали прожекторы и взлетали осветительные ракеты. А здесь этого нет. И как будто на берегу никого нет. Но я хорошо понимаю, что эта тишина и темнота обманчивы, что море и этот берег сейчас обшаривает чужой взгляд. Сейчас мы лежим в воде у кромки берега и через нас перекатываются волны. До обрыва тридцать — тридцать пять метров, и половина этого пути просматривается сверху. При свете звезд и месяца я даже разглядел черную амбразуру дота, укрытого дерном с кустиками. Наверху виден какой-то предмет. Как я понимаю, это и есть ночной перископ, его наружная часть.

— Из воды не высовываться, — прошептал я лежащему рядом минеру. Он передал мою команду по цепочке. Да, положение у нас сейчас аховое.

На краю обрыва дот с пулеметом. До него около тридцати метров. Из них в мертвое пространство, не видимое сверху, попадает только половина пути.

Эх, гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить… Я вспомнил карту с отметками глубин и схему немецкой обороны на берегу. Все это мы с Ваней Васильевым хорошо запомнили. В числе документов, которые мы изучали, был и формуляр минного поля на берегу. Но проползти эти пятнадцать метров по минному полю… Ведь если нас обнаружат, то отойти просто некуда. Под водой не отсидишься — на металлические заграждения мы установили заряды, которые сработают через сорок минут. Всплывем, как глушеная рыбка. Подлодка нас тоже не сможет принять — ее рубку над морем сразу засекут в прибор ночного видения. А там и пулемет справится, не то что береговая батарея. Да и так в холодной воде долго не выдержишь. Надо что-то делать.

— За командира остается старший сержант Васильев. Задача — разминирование и удержание прохода на берегу до высадки десанта, — шепчу я Андрею. — Сигнал о захвате дота подам фонариком. После этого вдвоем поднимаетесь наверх… Ну а если что, братцы, не поминайте лихом…

Привязывая к левой ноге тонкий фал, слышу, как бойцы дублируют мою команду. Шепот заглушается шумом волн, которые периодически окатывают нас с головой.

Прощупывая прибрежный песок ножом, быстро выползаю из воды. Сейчас это холодное море для меня хоть какая-то защита. Пять, семь, уже девять метров. Возможно, сейчас пулеметчик в доте смотрит на что-то выползающее из воды. Но дороги назад для меня уже нет. На лбу, под шерстяным подшлемником, появляются капли пота. Еще метр. Прямо передо мной из песка торчит гладкий цилиндр. Мои руки независимо от головы начинают делать свое дело. А я, лежа на месте, жду пулеметной очереди.

От отчаяния я первый раз в жизни начал молиться. Если, конечно, это можно назвать молитвой.

В детстве мать и бабушка водили меня в нашу Никольскую церковь в Форштадте. Но тогда я еще мало что понимал… а потом я был пионером и комсомольцем и о Боге не думал…