Анна впервые увидела жену наставника Макара в таком состоянии. Горластая, насмешливая, никогда не унывающая Верка – и вдруг такое! Да еще Клюкву, этого поганца мелкого, защищать взялась. Это Говоруха-то, которая не только бабам, а и мужам спуску не давала, про которую даже Корней как-то сказал: «Это у пчелы жало с заду, а у Верки вовсе наоборот – с переду, на языке!»
Арина оставалась, пожалуй, единственным человеком в крепости, кого все эти кипения совершенно не затронули – она ни на шаг не отходила от Андрея. После ухода Настены она пробыла рядом с ним целый день. Не просто так сидела или делала то, что требовалось для ухода за раненым – каждой бабе известно, что с беспамятным надо разговаривать так, будто он все слышит и понимает. Неважно, слышит ли, неважно, понимает ли, главное – это помогает ему удержаться здесь, не уйти туда, откуда уже не возвращаются.
Вспоминала вслух смешные или умилительные случаи про сестренок – знала, что про них, будь он в памяти, слушал бы с удовольствием; рассказывала, как обустраивается их новое жилище, даже совета спрашивала. Ну и что с того, что не отвечает, он и раньше молчал, но Арина же его понимала? Понимала и сейчас (или только думала, что понимает?) – одобрял. Описывала, какую новую рубаху ему сшила – даже самой удивительно стало, как много можно про шитье рассказать. Потом как-то само собой заговорилось о насущном – о лечении.
О том, как посланный Анной отрок чуть не всю ночь у Настены над душой простоял, все зудел: езжай да езжай, тетка Настена, а то боярыня наказывала без тебя не возвращаться. О том, как бабы на кухне стараются: холопки в одну крынку парное козье молоко наливают, в другой – коровье с медом и маслом кипятят, третью наготове с отваром в тепле держат, чтоб не остыл, в котле вода теплая про запас. А Ульяна налимов чистит и остальных поучает, как их отваривать, чтоб не просто уха получилась, а особая – для лучшего сращивания сломанных костей.
Как, оказывается, о многом можно поговорить с мужчиной, если он не перебивает, слушает со вниманием и разговор тот ему интересен! Тут уж само скажется и такое, о чем в другой раз еще подумаешь, стоит ли вообще об этом вслух говорить?
– Вот, Андрюшенька, помнишь, сегодня лекарка Настена с тобой сидела, да за руку тебя держала? Кажется, уловила я смысл одной из лекарских тайн. Бабка мне как-то рассказывала, что каждого человека окружает… вроде как облако, что ли? Только невидимое и неощутимое. Ну, почти для всех, но некоторые его все-таки видят. И от того, каково оно – цельное или рваное, гладкого цвета или с пятнами… ну, и прочее – зависит и здоровье человека, и настроение, и даже нрав.
А хорошие ведуньи или сильные волхвы способны то облако не только видеть и ощущать, но и сливать свое с чужим. Через это можно и пользу великую сотворить – вылечить, к примеру, от тяжкой болезни, и вред нанести – скажем, порчу наслать.
И вот показалось мне, Андрюшенька, что когда Настена возле тебя сидела, она вот так же свое облако с твоим соединила и лечила тебя… Только устала она очень, слабенько получалось. И вдруг, представляешь, чувствую, что я тоже в это действо лекарское как бы… ну, влиться могу – силы Настениному лечению от себя добавить… А она почувствовала и сразу же… ну, вроде бы отшатнулась и закрылась. То ли испугалась, что, не умеючи, я навредить могу, то ли просто от неожиданности, а может, возревновала меня к лекарскому искусству.
Что? Нет, Андрюшенька, я не обиделась, разве только на саму себя рассердилась, что помешала. Понятно же: во всей округе, наверное, только одна она так умеет… ну, может быть, еще Юлька ее, а тут пришлая баба сунулась – непривычно, непонятно, а в лекарском деле любое непривычное или непонятное – опасность для больного, иначе никак. Вот я и думаю: может, поговорить мне с Настеной об этом? Вдруг и от меня, даже неумелой, польза какая-то в лечении получится?
Поговорить? Ты согласен? Хорошо, обязательно.
Но с Настеной-то когда еще доведется поговорить, а беспамятный Андрей – вот он, рядом. И делать что-то надо прямо сейчас, а не потом. Ну, хотя бы попробовать. Вот она и старалась: сидела рядом, так же, как и лекарка, брала Андрея за руку и изо всех сил стремилась почувствовать хоть что-то (сама не знала что, но не сомневалась – поймет, если получится!) и перелить ему от себя хоть малую капельку.
Ближе к вечеру в горницу бочком протиснулись непривычно серьезные сестренки, а следом за ними немного смущенный Дударик.
– Нас боярыня с Дудариком отпустила до отбоя, – поспешно предупредила Аринин вопрос Фенька, – мы его слушаться обещали.
– Не волнуйся, тетка Арина, я их до самой девичьей провожу, – солидно пообещал мальчишка. И умоляюще уставился на Арину. – Можно мне каждый вечер с ними приходить? Мамка позволила, – заверил он. – Она мне сама сказала: сходи, проведай наставника Андрея… И взвар малиновый с медом сделала, цельную крынку! Я на кухню отнес.