Бабочка и василиск

Маша похолодела. «Откуда?» — хотела она спросить. Но от волнения у нее начисто пропал голос, и она, как рыба, только бесшумно подвигала губами.

— И даже не пытайся разубедить меня в этом, — сказал отец и замолчал, словно говорить уже было нечего.

Она что-то прослушала в конце? Маша ничего не поняла. Она откашлялась и спросила сипло:

— В чем?

— Что «в чем»?

— В чем тебя не надо разубеждать?

— Ты сама знаешь.

— А ты скажи.

— Я не считаю возможным произносить это вслух. В моем доме.

— Папа, я правда не понимаю, лучше скажи, — попросила она жалобно.

— Лицемерка, — сквозь зубы бросил отец. — Что ж, если ты настаиваешь, я скажу. Как бы ни было мне больно. — И закончил с обличительным пафосом: — ТЫ ПРОДАЕШЬ СЕБЯ.

— В смысле?

— В прямом. Ты занимаешься проституцией. Ты валютная проститутка!

И тут только до нее дошло. И вся тяжесть с ее души ухнула в пропасть облегчения. И она, трясясь от беззвучного сначала смеха, поползла с дивана на пол… Наконец дар речи вернулся к ней:

— Батя! — закричала она, давясь хохотом. — Батя, ты гений! — Она окончательно свалилась с дивана и корчилась теперь на ковре. — Ой, — стонала она, — ой, я сейчас сдохну! Шерлок Холмс недорезанный! Мегрэ, блин!!!

— Не надо, не надо, — попытался своей чопорностью сбить приступ ее незапланированного веселья отец, — меня не проведешь… — Но не выдержал ее заразительного хохота и сам принялся потихоньку посмеиваться в бороду. Он все-таки знал свою дочь и почувствовал, что так круто сыграть она вряд ли сумела бы. А значит, самые мерзкие его подозрения не подтвердились. И это было славно. Он расслабился и даже в открытую стал смеяться вместе с ней.

А она, хохоча, забралась ему сперва на колени, а затем и вовсе уселась на него верхом.

— Батя! — кричала она, — отныне я буду ездить в «Интурист» на тебе! Я, понимаешь ли, день и ночь тружусь не покладая рук, или чего там не покладая, а папочка деньги лопатой гребет! Все! Теперь ты будешь моей тачкой: будешь возить меня к клиентам с доставкой на дом.

— Тьфу ты, — попытался скинуть ее с себя отец. — Ты уже не маленькая, ты мне шею сломаешь…

Шуточки ее казались ему неприличными и неуместными, но он ничего не мог поделать со своими губами, растянувшимися до ушей в счастливой улыбке. Наконец он сбросил-таки с себя дочь и как можно более серьезно спросил:

— Где же тогда ты берешь деньги? ТАКИЕ деньги. Потрудись ответить.

Маша перестала смеяться, превратила лицо в мрачную маску, подползла на четвереньках к его креслу, встала перед ним на колени и, уставившись ему в глаза, произнесла замогильным голосом:

— Папочка, я граблю банки. Прости.

— Балбеска! — он встал с кресла и двинулся к двери.

Но она все так же на четвереньках побежала за ним, продолжая замогильно:

— Папочка! Я граблю еще и сберегательные кассы. Порою — ювелирные магазины. Папочка, прости.

— Иди ты к черту, — стараясь не показать своего облегчения, сказал отец и закрыл у нее перед носом дверь своей комнаты.

Она вернулась к себе, залезла на диван и растянулась в изнеможении. «Классно, — думала она, — вот так сама собой разрядилась эта трудная ситуация. Хочешь, чтобы тебе не поверили, говори чистую правду». А ведь она боялась этого разговора со вчерашнего дня, когда отец с мрачной решительностью заявил, что жаждет с нею серьезно побеседовать, и назначил время. Классно. Но теперь ясно, что ничего нельзя пускать на самотек. Нужно срочно сочинить какую-то правдоподобную легенду, все для отца объясняющую. Сейчас-то он отстал, но скоро опять начнет мучаться вопросами. А хорошо было бы сочинить такую байку, чтобы и маме деньги посылать…

В это время в коридоре раздался звонок телефона. Она услышала, что отец снял трубку и говорит с кем-то. Потом он постучал в дверь ее комнаты. Раньше он всегда входил без стука.

— Да! — крикнула она.

— Какой-то мужчина спрашивает Марусю…

«Козлы! — зло подумала она. — Надо же было так все испортить. Почему было не позвонить по сотовому?» Но она тут же вспомнила, что сотовый отключен, ведь это — «предмет роскоши» и отец о нем не знает… Она спрыгнула с дивана и, проскочив мимо отца, взяла трубку:

— Ну?!

— Маруся, — раздался дурашливый голос лысого Гоги, — карета подана, добро пожаловать в кабак!

О, ёлки! Про кабак-то она и забыла.

— Ладно, сейчас спущусь. Жди.

Она бросила трубку, вернулась к себе, скинула халатик, облачилась в свой опостылевший джинсовый костюм, схватила рюкзак и, заглянув в комнату к отцу, сказала ему в спину:

— Папа, перестань. Я тебе все объясню. В том, что ты там себе напридумывал, нет ни капли правды. А сейчас мне надо бежать. У одного типа день рождения.

Но отец так и не обернулся.

Уже выходя из квартиры, она крикнула в пустоту коридора:

— Пока!»

Подождала. Но никто не откликнулся. Закусив губу, она хлопнула дверью и бегом полетела вниз по лестнице.

3