Луна все еще не показывалась из-за облаков. Клавдия не видела идущего, только слышала его шаги. Человек споткнулся и шепотом выругался. Он! Клавдия бесшумно опустилась и, прижимаясь всем телом к земле, легла на дно канавы.
Геннадий потоптался на месте и вернулся. Клавдия боялась шелохнуться.
Она лежала ничком, вдыхая терпкий запах сырой земли. Минутами казалось, кто-то невидимый набрасывает на нее тяжелое черное одеяло и начинает душить.
Очнулась от крика ночной птицы.
Было пронзительно сыро.
Луна хмуро просвечивала сквозь узенькую прогалинку между облаками.
Мерцали, притаившись в темном небе, холодные и далекие звезды.
Клавдия снова пробиралась огородами, переулками. Ей вслед лениво побрехивали собаки. Боялась упасть и снова потерять сознание. За каждым плетнем, за каждым кустом мерещился Геннадий.
Она перевела дыхание, когда наконец-то очутилась у двери знакомой хаты.
Слабо постучалась, раз, другой.
Долго никто не отзывался.
Потом, когда уже не хватило сил поднять рук, старушечий голос спросил:
— Кто там?
— Откройте, — еле слышно попросила Клавдия.
— Да кто это?
Дверь распахнулась. Чтобы не упасть, Клавдия прислонилась к косяку.
На пороге стояла высокая старуха в белой исподней рубашке и надетой поверх нее темной кофте…
— Да кто же это? — в третий раз тревожно спросила старуха. Она приблизила лицо к Клавдии, вглядываясь в нее, и испуганно отпрянула. — Господи, боже ты мой, — проговорила старуха жалобно, — кто же это тебя так?
Клавдия почти беззвучно прошептала:
— Я… мне… позовите Матвея Ильича.
И в тот же миг услышала его голос:
— Мама, кто там?
Косяк двери под плечом Клавдии пошатнулся. Но сильные руки схватили ее. Последнее, что уловило сознание, были слова старухи:
— Да неси ты ее в горницу. Видишь, она совсем сомлела…
РАССКАЗЫ
В степи
Огромная черная туча шла с запада. Казалось, она вот-вот прикроет собой всю степь. Низко над землей, каркая и хлопая крыльями, пролетела черно-синяя ворона. В воздухе пахло дождем. Я прибавила шагу. Дорога свернула влево. По обеим ее сторонам лежали ощетинившиеся жнивьем бескрайние поля. Только на горизонте стояла несжатая пшеница. Там рокотал комбайн. Откуда-то издалека, должно быть с тока, ветер доносил стук движка.
Дорога снова круто свернула и привела меня к мосту, перекинутому через маленькую извилистую речушку. Из нее выглядывали круглые, поросшие мохом валуны. На берегу одиноко росла осина. Высокая и тонкая, в багряном осеннем уборе. Ветер, гнавший тучу, как бы спрыгнул вниз и со всего размаху налетел вдруг на осину. И под напором ветра склонилась она чуть ли не до самой реки. Но ветру и этого мало: он сорвал листья с ветвей, покружил их в воздухе и рассыпал по реке. На потемневшей воде яркими пятнами запестрели листья, заколыхались и поплыли, подгоняемые сердитой волной.
В зарослях осоки торопливо и озабоченно заквакали лягушки.
От моста шли две дороги. Я в недоумении остановилась: которая же приведет меня в бригаду колхоза «Красная заря»? Из раздумья вывел скрип телеги. Справа, из-за поворота, показались подводы с хлебом. Возница, с опаской поглядывая на небо, погонял лошадей. Я пошла навстречу подводам и только поравнялась с возницей, как, словно из-под земли, вынырнул всадник. Обдав меня облаком пыли и чуть не сбив с ног, белобрысый паренек на ходу ловко осадил коня. Он кинул на последнюю телегу брезент и крикнул вознице хриплым, простуженным голосом:
— Ты что, не видишь, — туча?! На себя небось плащ надел, а хлеб пускай мокнет?
Быстро повернув коня, он помчался обратно, показывая на небо и что-то крича мне на ходу.
Ударили первые редкие дождевые капли, оставляя на пыльной дороге темные кружочки.
Не успел возница прикрыть хлеб, как туча обрушилась на степь проливным дождем.
Промокнув до нитки, я с трудом добралась до ближайшей бригады колхоза «Путь Ильича», где мне пришлось заночевать.
Народ здесь оказался гостеприимным: после ужина мне приготовили постель… Но спать не хотелось. Пристроившись у жарко топившейся времянки, я разговорилась с колхозным плотником Никитой Петровичем. Широкоплечий, краснолицый, с короткой черной с проседью бородой, он производил впечатление еще крепкого старика.
То и дело открывалась дверь, и со двора входили гурьбой парни и девушки. Дождь изрядно промочил их. Они вежливо здоровались и, весело перебрасываясь шутками, снимали платки, кепки, тужурки, развешивали и пристраивали их на шестах, прибитых специально для этой цели над времянкой. Попахивало дымком и кислой шерстью.
Чернобровый и румяный парень с тремя спортивными значками на борту пиджака подошел к нам и спросил:
— Что нового пишут в газетах?
Но тут же из его слов выяснилось, что он хорошо осведомлен о последних событиях и вопрос задал больше для разговору.