Азовский гамбит

Без особого удовольствия признав, что навязанный ему судьбой ученик весьма ловок, решителен, не боится вида крови и обладает твердой рукой, Кноринг допустил его до шитья простых поверхностных ран и помощи в сопоставлении отломков костей при переломах, наложении шин и лубков, а также вправлении вывихов. Хотя доктор был далеко не единственным в городе с почти пятнадцатитысячным населением квалифицированным специалистом, поток больных к нему никогда не прекращался.

Так что орудовать иглой и ниткой Вацлав научился неплохо. Уже незадолго до бегства из Ростока наставник начал поручать ему производить простые разрезы. И как раз сходную операцию ему и пришлось с таким блеском провести уже в России для полковника Панина.

Так что зрелище десятков раненых, пусть и до дрожи в коленках пугало Вацлава, но одновременно представлялось его рациональной, начинающей формироваться профессионально-врачебной части сознания огромным источником знаний и навыков, ибо практика для хирурга это главное.

Прибыв в столицу Русского царства, молодой мораванин поневоле попал в круг общения живущих там врачей, которым и в голову не пришло интересоваться его квалификацией. Напротив, они сразу приняли его за своего, а потому поспешили уведомить об обязательных требованиях со стороны лично царя Иоганна. В сущности, они были очень просты.

Всякий доктор, а равно и его помощник, перед осмотром и тем более перед операцией обязаны тщательно мыть руки с мылом, использовать для промывки ран и инструмента настои из кипяченой воды с подорожником, калиной, шалфеем, календулой и ромашкой, а сами инструменты еще и желательно хорошенько протирать крепчайшим хлебным вином. Объяснялось это некими мелкими болезнотворными организмами, якобы и переносящими заразу. В ответ на недоуменные вопросы Вацека его коллеги лишь пожимали плечами и просто отвечали:

— Его величество человек в высшей степени незаурядный, а потому, согласитесь, имеет право на некую эксцентричность. Трудно сказать, как он мог додуматься до столь оригинальной, чтобы не сказать большего, теории, но перечить представителю высшей власти в этой стране не принято. Поэтому и вы, молодой человек, извольте выполнять то, что от вас требуют. Если не хотите, конечно, чтобы вас повесили.

— Какое варварство!

— Ну, мой друг, вы знали куда ехали.

— Но я полагал, что прославленный герцог Странник — человек просвещенный и не чуждый милосердия!

— Это несомненно так, дорогой коллега, но не забывайте о грубости сердец людей его окружающих. Как говорят московиты, с кем поведешься от того и наберешься!

— Что это значит?

— Только то, что наш добрый германский фюрст, пожив здесь некоторое время, стал большим русским, чем любой из его подданных. Хотя, справедливости ради, нельзя не заметить, что в последнее время нравы здесь несколько смягчились. Иоганн Альбрехт приглашает сюда людей сведущих в искусствах и науке, заводит новые ремесла, выписывает из Европы книги.

— А до него здесь ничего подобного не было?

— Почти. Образование в Москве было уделом немногих высших сановников, включая самого царя. К примеру, Иоганн Шреклих[62], которого еще почему-то называют Васильевичем, слыл человеком ученым. У него даже была своя библиотека.

— Была?

— Увы, но она исчезла. Хотя и ходят слухи, что книги достались Иоганну Альбрехту. Так что возможно эта ересь о мытье рук и болезнетворных организмов имеет своим источником какой-нибудь древний трактат о Кабале или еще каком колдовстве. Впрочем, я не рекомендовал бы распространяться по этому поводу.

— Но скажите, — не удержался от вопроса совершенно сбитый с толку Вацек, — а есть ли польза для больных от следования этим правилам.

— Как вам сказать, коллега, — немного смущенно поведал ему старший товарищ. — Как это ни странно, стоило мне начать придерживаться этих требований и доля сепсиса, а вместе с тем и смертей от ран среди пациентов заметно снизилась.

— Так может быть, в них есть смысл? Вот и мэтр Амбруаз Парэ в своей книге «Способы лечения огнестрельных ран…» et cetera[63] писал о том, что прижигание горячим маслом ран недопустимо, и что требуется наложение чистой повязки с разработанным им бальзамом. Я нахожу тут некоторую аналогию…

— Послушайте ка, доктор Попел, — Резко перебил, сделав особое ударение на слове «доктор» коллега, — Этот Парэ выскочка и цирюльник, а вовсе не врач! Его с вашего позволения, «труды», невозможно читать, там нет ни одного латинского термина! Это не наука, коллега, а профанация!

— Э, как скажете… — Предпочел отступить Вацек, видя, как разгорячился его собеседник. — Так все же, что с рекомендациями его величества? Есть от них польза?

— Несомненно, — растянул губы в притворной улыбке лекарь, — ибо, если вы ослушаетесь, вас ждет суровая кара. И если в ваши планы не входит знакомство со здешними палачами, следуйте им неукоснительно! Поверьте, они большие затейники!