Азовский гамбит

— Да ты сегодня просто полон сюрпризов. Ладно, рассказывай.

— Если позволите, не здесь.

Оказавшись снаружи, после смрада и духоты мрачного пыточного подвала, я с удовольствием втянул ноздрями свежий воздух. В какой-то момент даже чуть не закружилась голова, и я остановился на крыльце, опершись на резные перильца. Сзади послышались шаги.

— Вы помните этого человека, государь? — спросил Корнилий.

— Рожа вроде знакомая, — отозвался я, оглянувшись на чернобородого худого мужика.

— Батюшка, — грохнулся тот на колени. — Нешто ты не признаешь вернейшего своего холопа, увечным ставшего на твоей службе?! Живота ради твоей царской милости не жалевшего…

— Кто таков?! — строго прервал я столь некстати раскрывшийся фонтан красноречия.

— Семен я, стрелец бывший Стремянного полка…

— Ты вора Телятевского нашел, а вместе с ним венец царский?

— Я, кормилец!

— Помню. Здесь как оказался?

— Слово и дело за мной государево!

— Ишь как. Ну, рассказывай.

— Слушаю, царь батюшка! Только… что рассказывать-то?

— Не понял?!

— Ваше величество, — поспешил вмешаться Михальский. — Если позволите, я поведаю все что удалось выяснить у этого человека.

— Все страньше и страньше. Ну ладно, поведай.

— Во время бунта этот человек пристал к разбойникам, грабивших сначала Замоскворечье, а потом добравшихся и до центра столицы и даже пытавшихся ворваться в Китай-город.

— Ничего себе!

— Помилуй, государь! — завыл чернобородый, стуча головой по дощатому настилу.

— Будучи, несмотря на свое увечье, воинским человеком он выдвинулся среди прочих воров и даже стал подручным атамана Харламова и собственными ушами слышал, как тот получал письма от некоего дьяка из Серпухова.

— Слышал, — подтвердил Семен.

— Более того, отправлял тому ответные послания.

— И это было!

— И кто же это? — холодея от бешенства, спросил я.

— Имен не называлось, но…Разве в Серпухове было много дьяков?

— Ты хочешь, сказать, что это…

— Я не знаю, ваше величество, кто был это изменник, но совершенно точно уверен, что Грамотин приказал казнить этого стрельца, едва услышав название города.

— А вот это, уже серьезно!

Варшава встретила посольство Рюмина неприветливо. В столицу Речи Посполитой со всех сторон съезжались делегаты на предстоящий сейм. С каждым следовала немалая свита из слуг и домочадцев. Следом за ними потянулись прочие шляхтичи, одни состоятельные, а иные по большей части нищие, но от того не менее воинственные и гонористые. И всем этим людям вне зависимости от происхождения и количества денег требовалось где-то разместиться, отчего цены на сдаваемое жилье разом взлетели до небес.

Все корчмы, трактиры и прочие места оказались переполнены этой публикой. На кухнях, где с утра до вечера суетились повара, все время жарились, пеклись и варились свиные и телячьи туши, множество птицы от домашних пулярок и каплунов до диких фазанов и перепелок. А также различные пироги с мясом, кислой капустой, грибами и еще бог весть с чем, а к ним в придачу, чтобы ясновельможные паны, не приведи господь, не подавились, разливанное море пива, различных вин, но более всего водки.

И все это каждый день съедалось и выпивалось, а на следующий начиналось сызнова.

— А еще говорят, что это москали пьяницы, — криво усмехнулся Рюмин, наблюдая из своего угла за непрекращающимся кутежом и прислушиваясь к разговорам разгоряченных посетителей.

В отличие от прочих членов посольства, Клим при прогулках по городу всегда переодевался в немецкое платье и оттого не слишком бросался в глаза и теперь мог без помех наблюдать за местными жителями, что и делал в последние несколько ней, пока дожидался аудиенции у короля.

— А я говорю вам, — надрывался дородный пан с пышными усами на лице и изрядной лысиной на голове, — что нам никак нельзя идти на мир с басурманами!

— Браво, пан Адам! — горячо поддержали его собутыльники.

— И уж подавно нам не следует отказываться от Дунайских княжеств, а также выплачивать султану Осману контрибуцию!

— Так, пан Криницкий! Пусть их холера заберет!

— И как бы ни хотел этого наш добрый король Сигизмунд, мы не позволим заключить ему столь похабный мир!

— Недозволям! — дружно вскинули кубки шляхтичи и немедля осушили их.

Пока они были заняты пьянкой и политическими речами, в общий зал зашел молодой человек в богатом жупане и при сабле, что явно указывало на его благородное происхождение, но выглядел он при этом совсем не заносчиво, а скорее даже скромно.

— Вы позволите присесть рядом с вами? — вежливо спросил он у Рюмина.

— Извольте, — любезно ответил ему дьяк.

— Благодарю, вас, ясновельможный пан. Говоря по совести, я ужасно хочу есть, а все харчевни в Варшаве переполнены.

— Присаживайтесь, мой друг, места хватит, да к тому же готовят здесь недурно. Вы, верно, приехали на сейм?

— Да. Меня зовут Ян Корбут, и я депутат от Литвы.

— Карл Рюмме, к вашим услугам.

— Весьма рад знакомству.

— Что ваша милость желает? — подскочил к новому и судя по внешнему виду денежному клиенту слуга.

— Жаркого, пирогов и пива.

— Может быть водки? У нас есть очень хорошая, Гданьская…

— Нет, благодарю.