Азовский гамбит

Помимо всего этого, хоть и выставляет себя ревнителем старины, при этом вовсе не чуждается нововведений. Понимает пользу образования, книгопечатания, мануфактур и прочего. Более того, сторонник централизованного государства и сильно руки, правда, понимает это своеобразно. В той истории, что здесь знаю только я, был чем-то вроде кардинала Ришелье. Заполучить бы такого в союзники, цены бы ему не было… только как?

Благослови, Владыка, — поклонился я вошедшему Филарету.

Тот на мгновение смешался, видимо не ожидал. Дело в том, что обычно положенный церемониал мы соблюдаем только на людях, а вот наедине у нас разговор другой. В таких случаях, ни он ни я не стесняемся.

— На доброе дело, или не очень? — мрачно осведомился глава церкви.

— А вот это для кого как. Для государства нашего и страны, полагаю, что доброе. Для людей же, по-разному.

— Так не бывает, чтобы всем хорошо, — согласился патриарх. — Ладно, говори что замыслил. Если что хорошее задумал, то благословлю, а нет, так не обессудь!

— Земский собор хочу созвать.

— На худородных опереться хочешь или пятину на свои затеи непонятные попросить?

— Ни то, ни другое. Хотя, конечно, если получится, не откажусь. Но главное не в этом. Ты, верно, слышал, что самые доверенные мои дьяки заняты изучением наших древних законов, указов, а так же тех, что в иных землях есть?

— Откуда мне знать о делах государственных? — постным голосом отозвался Филарет, но по выражению лица ясно было, все он знает. Донесли доброхоты!

— И вот что выяснилось, Владыка. Прежние указы часто и густо друг другу противоречат. Да что там, даже в приказах все по разному устроено. В одних одно в книгах записано, в других иное…

— А кто тебе, великий государь, виноват в том, что ты за неполный десяток лет своего царствования больше указов издал, чем прежние цари со времен Стоглавого собора?

— А ты думаешь, там все гладко?

— Церкви земные дела безразличны, мы Господу служим!

— Будь, по-твоему, — пожал плечами я. — Если желаешь, расскажу тебе про задумки, кои будут касаться церкви. Все белые земли, а равно и слободы, неважно вотчинные или монастырские будут упразднены. Все станут посадскими и будут нести государственное тягло. Тоже касается церковного суда, да и вообще всей автономии. Закон будет един для всех!

Патриарх открыл было рот, чтобы возразить, но я поспешил остановить его.

— Это еще не все! Дослушай сначала, а потом возражать будешь. Те вотчины, что были приобретены монастырями за последние сто лет, будут у вас отобраны, для испомещения дворян и детей боярских.

— И тех, что пожертвованы по посмертным вкладам? — не выдержал Филарет.

— Все! — отрезал я. — Закон будет прост. Владеешь землей — служи. Иному не быть! А если кто желает на дело богоугодное дать, так пусть дает деньгами или еще каким припасом, но не землею!

— А если не согласимся?

— Тогда всю землю отберу!

— Я смотрю, государь, ты по младости лет совсем Бога не боишься?

— Бога боюсь. Греха тоже. Но в том, что монастыри яко пауки все вокруг себя своею паутиной оплели и последние соки из людей и округи высасывают, я Божьей воли не вижу. Не то он заповедовал!

— А знаешь ли ты, государь, что если бы не полные кладовые Троице-Сергиевой обители, то поляки в Смуту верх одержали?

— Ведомо, Владыка. Как и то, что мало в каких монастырях этому примеру последовали. А еще мне ведомо, что именно ты отца Авраамия[33] на Соловки сослал!

— Он сам пожелал туда вернуться! — сверкнул глазами патриарх.

— Ой, ли?

— Могу поклясться!

— Даже так… Владыка, а ты уверен, что это я, многогрешный, Бога не боюсь?

— Думай что хочешь, царь православный. Нет на мне этого греха. Не ладили мы с Палицыным, это верно. Перечил он мне. Но, Господь мне порукой, я его не ссылал!

— Стало быть, если я его верну, перечить не станешь?

— Нет, — покачал головой Филарет. — Не испугаешь меня сим. Все одно на твои бесовские затеи благословления не дам!

— Пугаю?! — изумился я. — Даже не начинал!

— А можешь?

— Ну, Федор Никитич, сам напросился. Было у отца вашего пятеро сыновей, не считая девок. И трое из них в ссылке умерло. Как именно не знаю, но осталось ровно двое. Ты и Иван Никитич, который Земским приказом заведовал и в том, что бунт случился, прямо виноват.

— Али не знаешь, что мы с ним не в ладах?

— Может и так, а может вы предо мной комедию ломали. Но как ни крути, кровь-то родная! Это первое. Мишка твой ни в чем не виноват, так что казнить не стану. Но могу ведь и наградить. Скажем воеводством в Сибири. А что, чем Тобольск худ? Долго ли он там со своими недугами протянет? Это второе.

— И крестника своего не пожалеешь? — ахнул Романов, на мгновение став из главы русской церкви просто дедом и отцом.

— А ты бы пожалел?!

— Прокляну! Завтра же с амвона тебя и род твой!

— Это только если доживешь!

— Не посмеешь! — не слишком уверенно заявил патриарх. — Даже Иоанн Мучитель на такое не решился бы.

— Да неужели, а Филипп Колычев, наверное, от старости преставился?!

Ответом мне было долгое молчание, после чего Филарет глухо спросил.

— Что ты хочешь?