Азимут «Уральского следопыта»

В Тюменской областной партийной организации выработалась твердая убежденность: необходимо строить города образцового снабжения и быта, создавать при них промышленные предприятия, тепличные хозяйства, животноводческие и прочие подсобные комплексы. На первых порах это поможет решить проблему закрепления кадров в районах Крайнего Севера. В будущем, возможно, этим городам предстоит сыграть еще более важную роль в судьбе Заполярья, в том числе и в судьбе народностей, его населяющих.

Скептикам не ходить в пророках

Упряжка остановилась у нашего подъезда. Четыре белогрудых быка пугливо затолкались у края дорожки. Каюр, невысокого роста смуглолицый крепыш, соскочил с нарты, откинул меховой капюшон и, щурясь, стал вглядываться в ряды одинаковых окон. На нем была ладная, из голубого вельвета малица, подхваченная чуть ниже пояса ремешком с медными бляшками. У бедра, в ножнах из кости мамонта, висел охотничий нож. Тундровые ненцы, пастухи оленьих стад, отличаются от поселковых особой опрятностью и горделивой осанкой.

В просторном внутреннем дворе шестого микрорайона жизнь шла своим чередом. Возле школы ватага младшеклассников гоняла мяч — был урок физкультуры, чуть поодаль старшие выписывали восьмерки на школьном мотоцикле. Мимо по тропинкам сновали озабоченные люди в бушлатах, спецовках, модных дубленках и засаленных полушубках…

Ненец только скользнул глазами по всему этому многоцветью, но тут же перевел взгляд на окна пятиэтажного корпуса и заметно встревожился. Я догадался, что он ищет кого-то, и подошел поближе.

— Здравствуйте, — сказал я.

Он выпростал пальцы из пришитых к малице полурукавичек и протянул руку:

— Аньтарова, товарищ.

— Долго ехали?

— Зачем долго? — Он потупился. — Двадцать километров. Близко Старого Надыма стадо пасем. Скоро каслаем в Ныду.

— Впервые, что ли, в Надыме?

— Первые. — Он согласно кивнул. — Много больших домов, как в Москве. Салехарде так нету.

— В Москве, значит, бывали? — Я вынул сигареты и протянул ему.

— Бывали. Пасиба. — Он помял короткими заскорузлыми пальцами кончик сигареты. — Путевкой ездили, выставку смотрели. Красиво.

— А самому-то в городе жить хочется?

— Не хочу пока, — задумчиво ответил он, — отец старый, сестренка учится в интернате, еще двое — в чуме. Надо кормить. Жена хочет. Тоже училась в Салехарде, так хочет. Опять отец старый. В чуме хочет умирать.

— В Надыме-то кого потерял?

— Родственник тут. Худи зовут.

— Валера, что ли?

— Валера, Валера, — обрадовался он.

Я показал подъезд, сказал, на какой этаж подняться и в какую дверь постучать. Мой собеседник сразу заторопился. Он ловко перекинул постромки через головы рогатых и потащил упряжку в сугроб. Там, в середине газона, он успокоил оленей, воткнул в снег хорей, привязал к нему ремни, а сам отправился в дом. Смиренные животные постояли как бы в раздумье и один за другим стали укладываться в рыхлый нетоптанный снег, словно сообразив, что ожидание будет долгим.

…Лет семь назад меня послали в командировку с конкретным заданием: разыскать в Надыме ненца Валерия Худи, сварщика из КММУ-4, и написать о нем очерк. Ненцев в ту пору на стройке было мало, особенно среди рабочих. Я, например, знал только одного — Василия Ламдо. Но вот в «Тюменской правде» опубликовали списки награжденных за успехи в освоении Севера, и там было названо имя Валерия Худи. Я разыскал его на монтаже городской котельной. Скуластый паренек маленького роста в серой брезентовой робе вошел в теплушку, держа на руке щиток, как фехтовальщик — маску. Даже присесть к столу его пришлось уговаривать. На вопросы он отвечал односложно: «да», «нет». А когда увидел микрофон, то и вовсе засмущался.

— Ну, ладно, — потеряв всякую надежду, сказал я, — за что тебя наградили? Ведь почему-то именно тебе дали медаль.

— Больше некому было дать, вот мне и дали, — буркнул он.

— Чего ты несешь чепуху, — возмутился заглянувший в бытовку бригадир. — Да вы не слушайте его. Отличный сварщик, и медаль получил по заслугам. Он к нам пришел после Лабытнангского ГПТУ. Старательный, толковый. И ребята его уважают…

Очерка не получилось, написал я только заметку о сварщике Валерии Худи. Я был уверен: не удержится он на стройке. Слишком велика привязанность ненцев к тундре, к привольным ее просторам, к солнцу и ветру, к животным, окружающим с детства их кочевой быт. Наши условности и условия, наши ритм и режим им в тягость.

Прошли годы. Однажды в кинотеатре «Победа» надымцы устроили выставку прикладного искусства. Сюда были свезены экспонаты со всего района — изделия тундровых мастериц из меха и бисера, произведения самодеятельных художников и резчиков по кости и дереву. Словом, было чему подивиться, и люди не скупились на похвалы. Вот тут-то, на выставке, я снова встретился с Валерием Худи. Он был в цивильном пальто с каракулевым воротником, в меховой ушанке, в ботинках на модной подошве. Рядом с ним шагала молоденькая ненка в песцовой шапочке и нарядной дошке, а между ними — весь меховой черноглазый раскосый малыш.

— Здорово, сварной! — сказал я. — Давненько не виделись. Где же теперь?