Читаем Аввакум полностью

…Савве ничего от Никона не нужно было. Жалел не корысти ради, а оттого, что старость углядел в опущенных плечах, в усохшей за болезнь фигуре. Одиночество Никона усмотрел. Чего бы ему, патриарху, в разговоры с псаломщиком пускаться? Экую гордыню смирили. Ведь по сей день любит, когда его боятся. Видно, страшно сделалось – сколько в очередь стоит, чтоб с ним, падшим великаном, за их же собственное низкопоклонство расплатиться. Те, кто два года тому назад готовы были дорогу языками вылизывать, ныне жаждут его ничтожества, смерти ему желают.

– Не думай ты о них о всех! – с сердцем сказал Савва.

Никон поглядел на псаломщика покойным, хорошим взглядом.

– Я о них о всех и не думаю, я о них о всех молюсь.

Уже на другой день Савва увидел, что ошибался, будто Никон сломлен. Патриарх в главном храме монастыря, при всех монахах выслушал посланцев собора, прибывших огласить святейшему принятые иерархами постановления.

Затаились монахи, ожидая ответного слова Никона, и Никон грянул:

– Сей ваш собор – иудейское сонмище! Греки, писавшие мне, патриарху, приговор, – или самозванцы, или беглые из стран своих. Какая может быть вера их приговору? Да и сами они все в папежской вере были, предавались жидовствующей ереси. А кто собор скликал церковные дела решать? Царь! Царево дело – земство собирать, а не церковных иерархов. А могут ли быть мне судьями наши русские митрополиты и епископы? Могут ли, если все мной поставлены и мне клялись – не желать иного патриарха? Да возможно ли судить патриарха заочно, не выслушав его объяснений? Или уж очень страшно слово мое истинное? Я один земной суд над собой признаю – суд Константинопольского патриарха.

Никон говорил это, не удостоив посланцев даже взгляда, но нежданно подошел к ним, каждому в глаза посмотрел, спрашивал:

– Зачем приехали? От кого? Великий государь своим царским подтверждением ваши соборные статьи не удостоил. Так чего вам угодно? Чтоб я с собаками вас прогнал? Нет уж, не дождетесь. Поезжайте себе с Богом к Иудам, которые послали вас. Скажите им: святейший Никон о них плачет и Бога молит.

Радостно слушал Савва патриарха. То говорил великий столп церкви, все, кто были в храме, по пояс Никону приходились. Так чудилось Савве. И не ему одному.

Потом монахи шептали о видении. Было чудо сие. Было!

А тут случилось еще одно немалое происшествие. Соборные старцы сразу не смогли уехать, бурю пережидали.

Море не совсем еще стихло, приплыла ладья с царским гонцом. Привез святейшему тысячу серебряных ефимков на строительство Новоиерусалимского Воскресенского монастыря. Тут даже самым осторожным стало ясно: собор заседал полгода, а родил пустоту.

Савва на радостях в махонькой своей церковке сто свечей зажег, чему святейший удивился, но не поругал.

Когда в сентябре Никон отправился в свой Воскресенский монастырь, Савва ехал в его поезде.

<p>Глава 6</p>1

Добронадежный архистратиг, как именовал государь Василия Борисовича Шереметева, кипел негодованием. Почти месяц тому назад в Василькове казацкая рада толково распорядилась, куда какому полку идти и в какой срок быть на месте. И ни единый полк не только не выступил в поле, но не собрался, не снарядился для боевого и очень серьезного похода. Даже полки, назначенные охранять от хана Украину, пребывали в полной праздности.

– Утенок с совиными глазами! – поносил Василий Борисович Юрко Хмельницкого при своих и при чужих, открыто презирая гетмана.

В Василькове Василий Борисович с глазу на глаз встречался с Юрием Богдановичем. Богданович, да не Богдан. Юрко был тонок в кости, бледен, прямо посмотреть на русского воеводу не смел. Воли, мысли, даже голоса лишал его ужас и перед Шереметевым, и перед генеральным есаулом Ковалевским. Ковалевский не скрывал перед гетманом, что служит королю. Поэтому перед встречей Юрко с Шереметевым об одном твердил: «Не проговорись. Русские, как медведи, хитры. Лучше молчи, чем лишнее сказать». И Юрко не говорил, лепетал.

Шереметев не одну только ничтожность уловил в испуганных взглядах молодого Хмельницкого, но и отчаянье и даже мольбу пощадить, не испытывать обсуждением важных дел, которые он, гетман, решить не может. Разве неизвестно боярину, разве ему непонятно – не у Хмельницкого нынче власть. У Хмельницкого только булава. И еще в скользящих взглядах игрушечного гетмана Шереметев перехватывал бессильную ненависть – так, наверное, овца на волка глядит. И еще – гордость! Совсем уж не овечью. Что ты, москаль, важничаешь, почитая себя вершителем судеб, народов и царств, хотя своей судьбы не знаешь? Ты – скиф, не отведавший высших мыслей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великая судьба России

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии