Она снова направила член в свое влагалище. Обеими руками держась за ее ягодицы, я стремительно двигался к оргазму. Серьезное лицо Елены Ремингтон, глядевшее на меня сверху, делало ее похожей на врача, который реанимировал пациента. Блеск влаги на коже вокруг ее рта напоминал отблеск утреннего лобового стекла. Она резко сжимала ягодицы, вдавливая свою лобковую кость в мою, потом откинулась на приборный щиток, а мимо нас по шоссе прогремел «лендровер», окутав стекла облаком пыли.
Она поднялась с пениса, когда он иссяк, позволяя семени стечь мне в промежность, потом уселась за руль, держа в руке влажную головку. Она оглядела кабину, словно раздумывая, что бы еще приспособить для нашего полового развлечения. Освещенный послеполуденным солнцем бледнеющий шрам на ее лице служил очертанием этих скрытых мыслей, словно секретная граница аннексированной территории. Полагая, что могу доставить ей пару приятных минут, я обнажил ее левую грудь и стал ласкать ее. Радостно возбужденный ее знакомой геометрией, я посмотрел в сверкающий грот циферблата, на торчащий кожух рулевого механизма и на хромированные головки переключателей.
На служебной дороге за нами появилась полицейская машина, тяжело переваливаясь белым корпусом через выбоины и канавки. Елена выпрямилась и одним движением руки спрятала грудь. Она быстро оделась и, глядя в зеркальце своей пудреницы, стала наводить; макияж. Так же внезапно, как мы начали, она сейчас обуздала свою жадную сексуальность.
Судя по всему, Елена Ремингтон явно не придавала особого значения этому экстравагантному действу, этим совокуплениям в тесном салоне моего автомобиля, который я припарковывал на различных пустых служебных дорогах, полуночных стоянках, в тупиках. В следующие недели я подбирал ее возле дома, который она снимала в Нортхолте, или ждал в приемных возле иммиграционных кабинетов аэропорта, и мне казалось невероятной какая-либо сексуальная связь между мной и этой чувственной женщиной-врачом в белом халате, снисходительно слушающей, как оправдывается какой-нибудь туберкулезный пакистанец.
Странно, но наши сексуальные отношения складывались только в моем автомобиле. В просторной спальне арендуемого ею дома я не был способен даже достичь эрекции, а сама Елена становилась благоразумной и отстраненной и бесконечно говорила о самых скучных сторонах своей работы. Оказавшись же в моей машине на переполненных полосах автострад, мы легко возбуждали друг друга. Каждый раз она проявляла все возрастающую нежность ко мне и моему телу. В наших совокуплениях мы воссоздавали смерть ее мужа, зачиная в ее влагалище его образ, воплощенный в сотне ракурсов наших ртов и бедер, сосков и языков, в металле и пластике автомобильного салона.
Я ожидал, что Кэтрин обнаружит мои частые встречи с этой одинокой женщиной-врачом, но к моему удивлению ее интерес к Елене Ремингтон ограничивался лишь любопытством. Кэтрин вновь решила посвятить себя браку. До аварии наши сексуальные отношения были почти абсолютно абстрактными и поддерживались набором воображаемых игр и извращений. Когда она по утрам вставала с кровати, она напоминала некий совершенный механизм для самообслуживания: быстрый душ, извержение ночной мочи в унитаз, ее колпачок вынут, смазан и снова вставлен (как и где она занималась любовью во время своих обеденных перерывов и с кем из пилотов и работников аэропорта?), программа новостей, пока она готовит кофе.
Это все теперь ушло, сменившись небольшим, но пылким набором жестов нежности и привязанности. Когда она лежала рядом со мной, намеренно опаздывая в офис, я мог довести себя до оргазма, просто думая о машине, где я занимаюсь сексом с Еленой Ремингтон.
Эта приятная домашняя идиллия с ее восхитительным промискуитетом оборвалась новым явлением Роберта Воана, кошмарного ангела автострад.
Кэтрин три дня отсутствовала – отправилась на конференцию в Париж, посвященную вопросам авиаперелетов, и из любопытства я взял Елену на гонки серийных автомобилей, которые проводились на стадионе в Нортхолте. Несколько водителей-дублеров, снимавшихся в фильме с участием Элизабет Тейлор на студии в Шефертоне, демонстрировали «адскую езду». Невостребованные билеты циркулировали по студии и в наших офисах. Не одобряя мои отношения со вдовой убитого мной человека, Рената дала мне пару билетов – вероятно, это был иронический жест.
Мы с Еленой сидели на полупустых трибунах, наблюдая, как по пепельному покрытию кружится процессия полосатых седанов. Толпа томилась, расположившись по периметру специально подготовленного футбольного поля. Над нашими головами с ревом прокатывался голос диктора. В конце каждого заезда водителей в полсилы приободряли их жены.
Елена сидела рядом со мной, обняв меня за талию, касаясь лицом моего плеча. Ее лицо побледнело от непрерывного рева лишенных глушителей моторов.
– Странно… Я думала, что это соберет намного больше публики.
– Настоящее зрелище впереди, – я указал на желтый листок программки. – Это будет поинтереснее: «Воссоздание захватывающей автокатастрофы».