Автограф

Рассказывала Ксения и о сердоликовом перстне-талисмане, подарке графини Воронцовой. Перстень пропал. Ксения приводила выписку из газеты «Русское слово» от 23 марта 1917 года о случившемся: «Сегодня в здании Александровского лицея обнаружена кража ценных вещей, сохранявшихся со времени Пушкина. Среди похищенных вещей находится золотой перстень, на камне которого была сокращенная надпись на древнееврейском языке». Приводила Ксения из печати и описание перстня. Каким же он все-таки был, пушкинский талисман? «Этот перстень — крупное золотое кольцо витой формы с большим камнем красноватого цвета и вырезанной на нем восточной надписью. Такие камни со стихом корана или мусульманской молитвой и теперь часто встречаются на Востоке». Пушкин пользовался перстнем как печаткой, и талисманом запечатаны многие письма Александра Сергеевича. Связано и стихотворение «Талисман». Встречается его оттиск на полях рукописей. Умирая, Пушкин завещал перстень Жуковскому. От Жуковского он перешел к его сыну. Сын Жуковского подарил Ивану Сергеевичу Тургеневу. Сохранился текст беседы журналиста В. Б. Пассека с Тургеневым: «Во время бытности моей в Париже в 1876 году я почти каждый день имел счастье видеться с Иваном Сергеевичем Тургеневым, — пишет Пассек, — и однажды, совершенно случайно, разговор между нами перешел на тему о реликвиях, вещественных воспоминаниях, свято сохраняемых в национальных музеях на память о лучших представителях народной славы и народного гения. Вот по этому поводу подлинные слова И. С. Тургенева: «У меня тоже есть подобная драгоценность — это перстень Пушкина, подаренный ему кн. Воронцовой и вызвавший с его стороны ответ в виде великолепных строф известного всем «Талисмана». Я очень горжусь обладанием пушкинского перстня и придаю ему, так же, как и Пушкин, большое значение. После моей смерти я бы желал, чтобы этот перстень был передан графу Льву Николаевичу Толстому как высшему представителю русской современной литературы, с тем, чтобы, когда настанет и «его час», гр. Толстой передал бы мой перстень, по своему выбору, достойнейшему последователю пушкинских традиций между новейшими писателями». Но перстень-талисман пропал. Его похитили. Двойник-перстень был у графини Воронцовой, сообщала Ксения. Где же он? Тоже пропал? Найдется ли хоть один из них? Или и эти тайны погрузятся в глубь веков? Сделаются окончательными, вечными?

Йорданов встал из-за стола, подошел к книгам и вынул томик Пушкина со стихами двадцать седьмого года. Нашел стихотворение «Талисман». Начал читать и другие стихи, страничка за страничкой. Когда он в последний раз читал Пушкина? Один, в покое, счастливо лишившись всех и всяких пустяков. А ведь есть люди, которые в покое читают Пушкина всю жизнь. Забавный человек был Тургенев — «мой перстень»… Так вот о пушкинском перстне. «Придаю ему, так же, как и Пушкин, большое значение». Артем слегка фыркнул. К Тургеневу у него никогда не было симпатии. Может быть, это не столько касалось произведений Тургенева, сколько его персоны — барствующий фантазер. По собственной воле счастливо пребывавший во Франции и при этом тосковавший по России. Что-то у Артема получилось очень зло. Артем даже удивился себе такому. Вновь фыркнул, но уже в отношении себя такого. Явно недостойно получилось. Ишь, разошелся. Пи-исатель… А ведь Тургенев усадил Толстого за чтение статей Белинского о Пушкине, и Толстой был решительно счастлив все это время. Корил себя, называл армейским офицером, дикарем. Статьи Белинского о Пушкине помогли Толстому возвратиться к основным началам своей природы. Отмечал не кто-нибудь, а Боткин в письме к Тургеневу.

Артем закрыл томик Пушкина, поставил его на место. Подумал о «чугунниках», но уже своих, с кем учился, закончил Литературный институт. Позвонить, что ли, Астахову — просто так, поговорить?

Телефонные гудки в квартире Астахова оказались безответными.

Жаль. Эх, как жаль. Разговор был бы, наверное, похож на глоток вина из старой бутылки Нифонтова.

В Пушкинских горах весна. Загудела, двинулась весенняя вода, двинулись соки деревьев, двинулись почвенные силы. Посветлели, приблизились звезды, посветлели, промокли сосульки, разлохматился, ослаб дым над печными трубами. Валенки Ксения сменила на резиновые сапоги. Весна — это перемена во всем. Дни Ксении были приятно схожими, проникнуты чужой судьбой, судьбой знаменитого хозяина этих мест. Ксения жила все эти дни в приятном, счастливом подчинении, сложив с себя всякую ответственность. Удобная позиция — ничего не скажешь: эксплуатирует чужую великую судьбу, великий талант, великую силу.