Я повернулась, чтобы войти в дом, но тут неподалеку тихонько заржала Салли и, взмахивая серебристым хвостом, понеслась ко мне по зеленой траве выгона. У изгороди она остановилась и протянула морду над жердями, застенчиво выпрашивая ласку. Я дала ей пирожок и, пока дальний лес не расплылся в сумерках, все болтала с ней и гладила по бархатному носу. И вот, лаская лошадь, я заметила, что она как-то странно себя ведет. Будто слушает меня только одним ухом. Другое все время настороженно подрагивает, словно ловит какой-то отдаленный звук. Но как я ни вслушивалась., ничего подозрительного не заметила. Как ни всматривалась я в темноту, ничего не увидела, кроме сухих деревьев. Зато набралась я страху! Потрепав Салли за челку в последний раз — мне так не хотелось от нее уходить, — я повернулась и вошла в дом.
Огонь в очаге не погас. Сучья, которые всегда весело трещат, рассыпая искры, уже превратились в белый пепел, но все еще мрачно тлели два больших полена железного дерева. Я зажгла лампу, села и стала смотреть на угли: это так приятно, когда хочется помечтать! В девичьи годы голова забита всякими фантазиями; смотришь на язычки пламени и воображаешь самые удивительные истории. Опустив голову на руки, я сидела, слегка отвернувшись от пылающих углей. От жара слипались веки, и вскоре сон сомкнул их совсем.
Вдруг я проснулась — и сразу взглянула на дверь. И комнате стояли двое: высокий и низенький. Оба были в матросских куртках, у одного ужасно косили глаза.
— Кто вы? — сказала я, вставая, и почему-то сильно заволновалась.
— Усталые путники, детка, — сказал высокий.
— От самого Сиднея шагаем, — добавил второй.
— Уже два дня во рту ни крошки, — продолжал первый.
— И ни глоточка, — сказал другой.
— Подумать только, — я притворялась, что верю и сочувствую, — трудно вам пришлось. Ничего, я сейчас вас накормлю досыта, а потом, как кончите, нужно будет вам уйти. Знаете… — я постаралась смягчить свои слова, — мы не пускаем ночевать незнакомых.
— Понятно, — сказал высокий, — ну, накорми нас хорошенько, милочка.
— И как кончим, — прибавил второй, — так и уйдем.
И, посмеиваясь, они пошли к столу.
Ставлю я перед ними холодное мясо, сливки, лесной мед и чувствую, от испуга руки у меня так и трясутся.
— Ты одна, детка? — спросил наконец высокий, развалившись на стуле.
— Да, — но, поняв, что сделала промах, я тут же добавила: — то есть не надолго. С минуты на минуту приедет брат вместе со стражником Кэйси.
Низенький закурил трубку, за ним высокий.
— Пора убираться, — сказал высокий.
Низенький вытащил трубку изо рта и пустил длинное белое облако дыма.
— С чего начнем? — спросил он.
— Со звонкой, — сказал высокий.
Услыхав эти слова, я бросилась к двери.
«Сначала деньги, — подумала я, — а потом?»
— Ты куда? — низенький прыгнул мне наперерез.
— Пустите, — закричала я, — кто-то идет!
Он стоял передо мной, скрестив руки, и нагло улыбался.
— Может, возлюбленный, крошка?
— Мой брат, — ответила я.
Высокий отворил дверь, высунул голову и прислушался. Потом выпрямился и захлопнул дверь.
— Никого, — сказал он, — девочка ошиблась.
— Иди ко мне! — поманил меня низенький, раскрыв объятья.
Я пятилась от него, пока не наткнулась на очаг. Я совсем растерялась и дрожала от ужаса.
— Мой брат — высоченный парень, — сказала я, — он с вами одной рукой расправится.
Они загоготали, и низенький сказал:
— Зато сестричка у него — прелесть!
— Если у вас есть хоть капля совести, оставьте меня в покое. Скажите, что вам нужно, — я отдам.
— Лови ее на слове, — вставил высокий.
— А как же, — сказал другой. — Так что же ты нам дашь?
— Чего вам нужно? — обрадовалась я.
— Да, разных разностей, детка, — сказал он.
— Табачку, — стал перечислять его приятель, — чаю, сахару, мучицы…
— Словечко на ушко! — прервал низенький и, протянув руку, дотронулся до меня.
Я отшатнулась и, хоть рост у меня невелик, попыталась смерить его гордым взглядом.
— Подите вон, сэр! Это дом моего отца.
— Какой милый ротик и какие дерзкие слова! — сказал низенький. — За это требуется поцелуй!
Он схватил меня и притянул к себе. Сначала я вырывалась молча, но когда его бородатое лицо коснулось моей щеки, я откинула голову и закричала на весь дом. Он все сильнее прижимал меня к себе; его дружок и не собирался прийти мне на помощь. Я была как в тисках, и потом еще долго оставались синяки. Отбиваюсь я и вдруг вижу — звезды; наверное, подумала я, жуткий сон кончился. Щеки обдало холодным ветром, я попробовала освободиться. Опять подул ветер, опять мелькнули звезды, — это открылась дверь, кто-то стоял на пороге: какой-то мужчина, настоящий великан; он оглушительно выругался, — а мне показалось, что прозвучала прекрасная песня.
Матрос выпустил меня, отодвинулся и ухмыльнулся, будто он здесь ни при чем.
— Благослови вас бог, — я пошла к двери, прижимая руки к сердцу; оно так колотилось, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Незнакомец поднял руку, и я, не дойдя до него, остановилась. Он держал ружье; у плеча на длинном блестящем стволе играли блики.
— Как раз вовремя, — спокойно сказал он. — Кого первого?