Австралийские рассказы

Очевидцы рассказывают, что кухня подскочила и снова опустилась на сваи. Когда дым и пыль рассеялись, останки отвратительной рыжей собаки лежали у самой ограды. Глядя на то, что от нее осталось, можно было подумать, что сначала лошадь швырнула собаку копытом в огонь, потом ее основательно переехали тачкой и наконец с размаху шлепнули об забор.

Несколько оседланных лошадей, которые были привязаны к веранде, в клубах пыли мчались галопом по дороге, оборвав поводья; и со всех сторон из зарослей доносился собачий вой. Две собаки ушли в лагерь, где они родились, пробежав тридцать миль за одну ночь, и остались там. Остальные только к вечеру осторожно вернулись домой, чтобы выяснить, что произошло. Одна с трудом ковыляла на двух ногах, да и почти все так или иначе пострадали от взрыва; маленькая короткохвостая собака с опаленной шерстью, у которой была привычка поджимать заднюю ногу, имела основание радоваться, что сберегла ее, так как теперь она ей понадобилась. Много лет в гостинице жила старая одноглазая овчарка, которая со времени взрыва боялась запаха пороха. Она интересовалась патроном больше всех остальных. Старожилы говорили, что было очень забавно подходить к овчарке со стороны ее слепого глаза и подносить грязный шомпол к ее носу: даже не проверяя своим единственным глазом, что случилось, она мчалась в заросли и оставалась там на всю ночь.

В течение получаса после взрыва за конюшней корчились и катались в пыли зрители, задыхаясь от хохота и еле удерживая вопли восторга. В доме две белые женщины бились в истерике, а метиска без толку носилась кругом с ковшом холодной воды. Буфетчик крепко обнимал жену и в промежутках между ее пронзительными криками умолял;

— Перестань, Мэри, ради меня, а то я из тебя всю душу вытрясу.

Дэйв решил извиниться попозже, когда все немного успокоится, и пошел к себе в лагерь. А пес, который все это натворил — Томми, большая глупая дворняжка — вертелся вокруг Дэйва, хлестал его по ногам хвостом и бежал за ним домой, улыбаясь своей широкой, милой, дружелюбной улыбкой, на этот раз явно удовлетворенный своей проделкой.

Энди посадил собаку на цепь и нажарил еще котлет, а Дэйв пошел помочь Джиму выбраться из ямы.

Вот почему спустя много лет долговязые веселые золотоискатели, медленно проезжая мимо стоянки Дэйва, кричали, лениво растягивая слова и слегка гнусавя:

— Эй, Дэйв! Как ловится рыба?

Родерик Куинн

Нашивка стражника Кэйси

Перевод В. Маянц

Сороки уже распрощались с заходящим солнцем, и лес погружался в сумерки. С холмов донеслись крики первых ночных птиц; в камышах у ручья заплакал кроншнеп.

Мой брат Уилл дернул поводья и ускакал.

— До свидания, сестренка, — сказал он на прощание. — Долго не задержусь.

Я улыбнулась: Уилл не подумал, как трудно будет ему выполнить это намерение. Ведь он едет к Лиззи Лэйси, а у Лиззи хорошенькое личико. Не мало обещаний нарушается из-за прихотей любви, — нечего и ждать Уилла раньше полуночи. А что мне до любви? Простая деревенская девушка вроде меня рада бы подарить сердце, да некому.

У меня озябли пальцы, — стало холодно. Я была совсем одна, не с кем словом перемолвиться. Отец с матерью с утра уехали в Батерст, а кругом дороги были полны бродяг, которых влек на Запад блеск золота. Уилл скрылся из виду, и сразу ледяной волной на меня хлынул страх. Утром Мэри Стонтон приглашала меня к ним на танцы. Теперь я пожалела, что отказалась. Но все-таки, будь душа у Мэри такая же прекрасная, как и лицо, не наговорила бы она про меня столько гадостей. Не мешало бы ей попридержать язычок, хоть она, может быть, и верх совершенства, — как про нее думает стражник Кэйси. Всякой женщине успех приятен, а Мэри совсем задрала нос; успех до того отполировал ее гордыню, что от этого блеска отвернуться хочется. Ну и что же, если у меня серые глаза, — такими их сделал господь; и теперь уже нашелся человек, для которого нет цвета приятней. Еще она сказала, что у меня щеки красные, как у деревенщины. А я и за это поблагодарила бога: значит, я здоровая и крепкая. Бывает, бледнеют и мои щеки, но именно бледнеют, а у Мэри в таких случаях они сделались бы землистые.

Тут я опомнилась и рассмеялась. Вся-то досада из-за того, что Уилл отправился к Лиззи, а ко мне никто не примчится ручку поцеловать! Глупая ты, Кэрри, подумала я, подожди, и твое время придет. Рано тебе забивать голову подобными мыслями. Жизнь еще поднесет тебе эту розу, не миновать тебе и острых ее шипов.