Аврора Флойд

Дом выходил на юг и венецианские шторы были опущены в этот жаркий день. Стивен Гэргрэвиз поглядел не видно ли его старого неприятеля, Боу-оу, который обыкновенно лежал на широких каменных ступенях перед парадной дверью; но собаки нигде не было видно. Парадная дверь была заперта. Калитка в сад была открыта, вероятно, самим мистером Меллишем потому что этот джентльмен всегда забывал запирать двери и калитки, которые он отворял, и Стив, ободрившись от тишины вокруг дома, осмелился войти в сад и пробрался к окнам с опущенными шторами комнаты мистера Меллиша.

Одна из штор была полуоткрыта, и когда Стивен Гэргрэвиз осторожно заглянул в комнату, он с облегчением увидел, что она пуста. Кресло Джона было несколько отодвинуто от стола, на котором стояли открытые пистолетные ящики. Это с тремя шелковыми носовыми платками, бутылкой масла и куском верблюжьей кожи свидетельствовало, что мистер Меллиш проводил утро в приятном занятии чищенья своего оружия, составлявшего главное украшение его кабинета.

Он имел привычку начинать эту операцию с большими приготовлениями, презрительно отвергал всякую помощь, сильно потел чрез полчаса и присылал слугу кончить это занятие и привести комнату в прежний порядок.

Стив жадными глазами смотрел на ружья и пистолеты: он имел врожденную любовь к этим вещам. Раз он копил деньги, чтобы купить ружье, но в Донкэстере с него спрашивали тридцать пять шиллингов за старинный мушкетон, почти такой же тяжелый, как маленькая пушка; у него недостало мужества; он не мог расстаться с своими драгоценными денежками, одно прикосновение к которым нагоняло трепет восторга в медленное течение его крови. Нет, он не мог отдать такую сумму денег даже за обладание тем, к чему стремилось его сердце; а суровый продавец отказался принимать платеж понедельно. Стивен должен был решиться обойтись без ружья и надеяться, что когда-нибудь мистер Джон Меллиш вознаградит его услуги подарком какого-нибудь оружия.

Но теперь не было надежды на подобное счастье. Новая династия царствовала в Меллише; черноглазая королева, ненавидевшая Стива, запретила ему осквернять ее владения следами его недостойных ног. Он чувствовал, что он находится в опасности на пороге этой заветной комнаты, которую во время его продолжительной службы в Меллишском Парке он всегда считал храмом прекрасного; но вид оружия на столе имел для него магнетическую привлекательность и он не сколько отодвинул венецианскую штору и влез в открытое окно. Там, разгоревшись и дрожа от волнения, он опустился на кресло Джона и начал рассматривать драгоценное оружие и вертеть их в своих неуклюжих руках.

Как ни восхитительны были ружья, как ни приятно было взять револьвер и прицелиться в воображаемого фазана, пистолеты были еще привлекательнее, потому что он не мог удержаться, чтобы не воображать, как он прицелится ими в своих врагов: иногда в Джэмса Коньерса, который обижал его и делал ему горьким хлеб зависимости, очень часто в Аврору, раза два в бедного Джона Меллиша, но всегда с таким мрачным выражением на своем лице, которое обещало мало пощады, если бы пистолет был заряжен и враг под рукой.

Тут был один пистолет, маленький и очень странный по наружности, потому что Стив не мог найти ему пары, который чрезвычайно ему понравился. Это была прехорошенькая дамская игрушечка, такая маленькая, что могла уложиться в карман дамы, но огниво щелкнуло с таким звуком, когда Стивен спустил курок, который не предвещал ничего хорошего.

— Подумаешь, что такая маленькая вещица может убить такого большого человека, как ты, — пробормотал Гэргрэвиз, кивая головой по направлению к северному домику.

Он держал еще пистолет в своей руке, когда дверь отворилась и на пороге показалась Аврора.

Она говорила, отворяя дверь, почти прежде чем была в комнате:

— Милый Джон, мистрисс Поуэлль желает знать, обедает ли сегодня здесь полковник Мэддисон с Лофтгаузами.

Она вдруг отступила, задрожав с головы до ног, когда глаза ее упали на ненавистного Стива вместо знакомого лица Джона.

Несмотря на усталость и волнение, которые она вынесла в эти последние дни, она не казалась больна. Глаза ее сверкали неестественным блеском и лихорадочный румянец горел на щеках. Обращение ее, всегда пылкое, было тревожно и нетерпеливо в этот день, как будто ее натура получила ужасный прибавок электричества, так что она каждую минуту должна была разразиться какой-нибудь бурею гнева или горести.

— Вы здесь! — воскликнула она.

Стив, смутившись, не знал, какой придумать предлог для своего присутствия. Он стащил с головы своей ветхую шапочку, вертел ее в своих огромных руках, но ничего не говорил жене своего бывшего господина.

— Кто прислал вас в эту комнату? — спросила мистрисс Меллиш. — Я думаю, что вам запрещено приходить сюда — по крайней мере в дом, — прибавила она и лицо ее вспыхнуло от негодования. — Хотя мистер Коньерс заблагорассудил взять вас в северный коттедж. Кто прислал вас сюда?

— Он, — отвечал Гэргрэвиз угрюмо.

— Джэмс Коньерс?

— Да.

— Что ему нужно?

— Он велел мне сходить в дом и узнать, воротились ли вы и барин.