Авраам, с его тягой к познанию мира, к книгам и дискуссиям, искал другой жизни, но какой — он, наверное, в то время не мог точно сказать. Главное — ухватиться за любую подходящую возможность вырваться из вечного сезонного круговорота фермерских забот. Такую возможность ему предоставил местный торговец Дентон Оффут, любитель выпить и поболтать, человек ловкий и изобретательный. Его можно было назвать предпринимателем — в том смысле, что он постоянно что-то предпринимал, чтобы разбогатеть. Весной 1831 года он взялся финансировать сплав большого «плавучего сарая» с товарами: сначала по речушке Сангамон, потом по реке Иллинойс и вниз по Миссисипи. Семейство Линкольн имело опыт в таких делах, и Авраам подрядился изготовить транспорт, сопроводить груз до Нового Орлеана и вернуться с выручкой.
Вояж Авраама мог закончиться в самом начале, ещё на Сангамоне, на мельничной дамбе у Нью-Салема. «Ковчег», перегруженный товарами, не смог перевалить через дамбу — поток воды, текущей поверх неё, был слишком слаб. Носовая часть зависла над пустотой, а кормовая стала заполняться речной водой. Казалось, груз потерян. Однако Линкольн удивил окружающих (на такое шоу сбежался весь городок) парадоксальным решением: перенёс часть бочек со свининой и мешки с зерном на берег, там попросил у кого-то коловорот и… пробуравил в зависшем над плотиной днище приличное отверстие. Вода, заполнившая лодку, вытекла, осадка стала заметно меньше, осталось только заткнуть отверстие и перевалить через препятствие.
Путешествие по Иллинойсу и Миссисипи прошло без особых приключений. Самым запоминающимся стал эпизод погрузки в «ковчег» очередной партии свиней. Никакими ухищрениями их не удавалось загнать на борт, пришлось каждую ловить, связывать и под истошный визг завозить по сходням в тачке.
В мае они были в Новом Орлеане. Теперь к прежнему восхищению городом добавился критический взгляд: это было ещё и место азартных игр, пьяных драк, воровских притонов и публичных домов, а кроме того, давний центр атлантической торговли рабами.
Как вспоминал Джон Хэнкс, Линкольн увидел «рабов, скованных цепью, с которыми обращались крайне жестоко: били кнутом и плетьми. Сердце его обливалось кровью, и он был так потрясён, что не мог ничего сказать. Вид его был печален, настроение — подавленное». «Могу точно сказать, — добавлял Хэнкс, — что там и тогда сформировалось его отношение к рабству. Оно было выжжено в нём словно железом — именно в мае 1831 года»{26}.
Это свидетельство часто оспаривается биографами Линкольна, однако юридический партнёр и весьма осведомлённый первый биограф Линкольна Хернодон также утверждал, что то, о чём говорил Хэнкс, он сам часто слышал от Линкольна в 1850-е годы{27}.
В июле 1831 года Авраам вернулся, но уже не к отцу, а в Нью-Салем. Этот городок появился всего два года назад, по обычному для фронтира сценарию. Некто Джеймс Ратледж, «старожил» Иллинойса, переселившийся из Кентукки 12 лет назад, поставил на высоком берегу Сангамона мельницу и лесопилку. Этого было достаточно, чтобы создать центр притяжения для окрестных фермеров. Вскоре Ратледж открыл таверну, дававшую приют приехавшим по делам. Рядом обосновались всегда нужные кузнец, бондарь, шляпник и сапожник, появились врач и учитель. Следом открылись почтовый офис, лавки с набором ходовых товаров и, конечно, «салун», торгующий спиртным распивочно и навынос…
В течение двух лет на жительство в Нью-Салем перебрались более сотни человек, соорудивших две дюжины разнокалиберных строений: от солидной двухэтажной таверны до миниатюрных (8 x 12 футов — примерно 2,5 x 3,5 метра) жилых хижин.
Предприимчивый Оффут решил, что здесь будет весьма выгодно содержать лавку, и предложил Линкольну место приказчика: ему приглянулся сильный и находчивый молодой человек, столь ловко снявший лодку с мельничной дамбы. Для Линкольна это была долгожданная самостоятельная и в определённой степени стабильная работа (15 долларов в месяц!), и он, едва вернувшись из Нового Орлеана, согласился.
Поначалу Аврааму приходилось спать прямо в лавке, в кладовой, между ящиками и бочками. Позже он перенял обычную практику неженатых молодых людей, не имеющих собственного дома: устраивался на постой к какой-нибудь семье за небольшую плату либо за работу по хозяйству. По вечерам, примерно с восьми до одиннадцати часов, он обязательно выкраивал время для чтения.